Сказание о Доме Вольфингов - Уильям Моррис

Спустя более получаса прозвучали рога Верхней Марки, и воины вышли из лесу. Это был большой отряд, так как к ним присоединились те, кто, укрывшись в лесу или дома от римского нашествия, мог носить оружие. Среди них шла и Солнце Крова в окружении отряда воинов Верхней Марки. Перед ней несли светильник, как знак грядущей победы. Впрочем, по приказу Тиодольфа, Солнце Крова и другие присоединившиеся к основному войску не стали спускаться к поселению. Они собрались вокруг Холма Речей. Солнце Крова со светильником взошла на его вершину, а рядом с ней встали двое мужчин, охранявших её.

Когда римляне увидели, что из лесу вышел новый отряд, они, должно быть, подумали, что в тот день у них будет много работы. Когда же они увидели, как Солнце Крова со светильником в руках и в окружении воинов встала на Холме Речей, то боги наслали на них ужас, и они поняли, что судьба не на их стороне. Но они были не из тех, кто падает и умирает только потому, что боги стали их врагами, нет, они, как будет видно из следующих событий, настроились сражаться до конца, что бы ни случилось.

В ограде укрепления римляне, по своему обычаю, сделали четыре входа. У каждого стоял отряд сильнейших защитников, и каждый вход был осаждён лучшими воинами готов. Тиодольф со своими людьми стоял против западных ворот, у которых произошло первое сражение. Против северных ворот стояли Элькинги и некоторые роды Нижней Марки. Остальные роды Нижней Марки стояли против восточных ворот. Против южных же – роды Верхней Марки.

Римляне, заметив отряды, поняли, что врагов у них теперь очень много. Они уже знали, что готы не менее отважные воины, чем они сами, и догадались, что Тиодольф был опытным военачальником. Менее чем через два часа после Битвы на Заре римляне увидели, как воины выходят из лесу с большим запасом древесных стволов, с помощью которых они собирались перебраться через ров и стену. День только начинался, и римляне не могли надеяться на то, что битва утихнет с наступлением ночи. Не было надежды и на помощь соратников из крепости. Они не посылали туда гонца и даже не знали о поражении на холме.

Поэтому им оставалось либо защищать укрепление, что они возвели, либо отважно прорываться сквозь окружение, чтобы умереть в бою или пробиться сквозь строй врага и вернуться к своему народу и укреплению на юго-востоке от Марки.

Они избрали второй путь, или если говорить точнее, их командир избрал его за них, хотя остальные не возражали. Это был насмешливый человек с горячей головой, непостоянный и неопытный в войне, а потому его мужество куда-то резко пропало, когда он был загнан в угол. Вернее, мужество-то осталось, а вот терпения недоставало. Для римлян было бы лучше переждать один-два натиска со стороны готов (те, кто атакует, теряет больше людей, чем те, кто обороняется) и только тогда пробиваться, но гордость римлян лишила их же самих счастливого случая. Но потом римский командир, считая, что битва проиграна и настал последний час его жизни, когда ему следует оставить сокровища и удовольствия, впал в отчаяние, а потому стал более яростным и жестоким. Всех пленных, которых они взяли (а было их двадцать два человека, поскольку раненых они убивали), он приказал привязать к стульям на возвышении в сидячем положении. К правой их руке привязали оружие, а к левой щиты. Он говорил, что готы будут теперь держать тинг, на котором наконец-то примут мудрое решение и воздержатся от глупости. Затем он приказал разбросать по залу связки хвороста и маленькие деревяшки и полить их жиром и маслом, чтобы можно было сжечь дом и пленников. «Вот у нас и будет хороший факел для погребального костра», – говорил он. В римской традиции было сжигать мёртвых.

Затем он приказал убрать заграждения, открыть все ворота нового укрепления, прежде поставив пращников и лучников на стену, и убить коней, чтобы ими не могли воспользоваться лесные жители. Он также расставил в верном порядке людей вокруг ворот, приказав храбрым пехотинцам напасть на готов и сделать всё, что было возможно. Сам же он в полном вооружении встал у Врат Мужей, поклявшись, что ни на фут не сдвинется с места, ни от огня, ни от стали.

Так свирепо тем ясным утром горела ненависть людей вокруг жилища детей лесного Волка, в котором дети римского Волка были заперты, словно скот в загоне для убоя.

Тем временем Солнце Крова видела всё это с Холма Речей, откуда она смотрела на военное укрепление римлян. Новая стена не мешала обзору, Холм Речей был высоким и находился недалеко от бражного зала, так что до неё, на самом деле, могли долететь стрелы римских лучников, впрочем, они не были искусны в стрельбе.

Девушка возвысила голос и запела так, что многие могли её услышать, поскольку в это время всё смолкло как внутри изгороди, так и снаружи. Настала та тишина, что обычно бывает перед грозой, когда затихает ветер и листья перестают шелестеть, пока первая грозная вспышка молнии не сверкнёт над полями.

Девушка пела:

Когда Солнце Крова закончила петь, те, кто был вокруг неё, поняли, что она предсказывает победу и мир в Марке, и тогда они пронзительно и радостно закричали. Воины, что были рядом с ней, подхватили крик, и он пронёсся по всему войску вокруг римского укрепления, поднялся к летнему небу, и дуновение ветра отнесло его к лугам Вольфингов. Те, кто тащил вагенбург, были уже довольно близко, они услышали его и возрадовались.

Римляне же поняли, что настаёт решительная битва, и, издав ответный крик, гневный и яростный, пошли на врага.

Могучие воины напали друг на друга в узком проходе ворот, ибо страх их уже умер и был похоронен в Битве на Заре.

У Северных ворот во главе атакующего клина шёл Хиаранди из рода Элькингов. Он первым ворвался в римский строй. У Восточных ворот во главе шёл Валтюр, сын брата Оттера, молодой и очень сильный воин. У Южных ворот атаку возглавлял Гейрбальд из рода Шильдингов, Гонец.

У Западных ворот во главе стоял князь Тиодольф. Он издал мощный крик, похожий на рык рассвирепевшего льва, и взмахами меча Ивара принялся расчищать себе путь. Взглянув вверх, на бражный зал, он увидел лёгкую струйку голубого дыма, клубившуюся из окон. Он понял, что произошло, и понял, что времени теперь было мало. Но его гневный крик уже был подхвачен кем-то, кто увидел то же самое, что и он, а затем и другими, кто ничего не видел, кроме римской давки, и громом прокатился над колыхающейся толпой воинов.

Тогда первый ряд римлян напал на отважных могучих воинов Марки, но не продвинулся ни на шаг, поскольку никто не мог отступить – такая сильная была давка и так много людей горели желанием биться. Никто не просил пощады, если был ранен или обезоружен, потому что готы не страшились пасть в пылу битвы за родичей и во имя грядущих счастливых дней. Римляне же не знали жалости и сами не искали её. Они помнили, как поступали с готами, и перед собой, как на картинах, видели убийства, бичевания и холодные насмешки, что они беспощадно обрушивали на своих врагов. Теперь они желали тишины той тьмы, которой окончится их суровая жизнь и в которой будут забыты эти дела, а они и их враги упокоятся навеки.