В стране ваи-ваи - Николас Гэппи

по-видимому, пересекли и второй: ручей, у которого мы остановились перекусить после полудня, тек на север; это был, очевидно, один из притоков Альто-Тромбетас.

Недалеко от ручья Йеимити наступил босой пяткой на змею. Громко шипя, она стрелой метнулась в мою сторону, задела левую ногу, изогнулась, скользнула вдоль правой ноги и скрылась. Змея не укусила меня — должно быть, от неожиданности. Индейцы услышали шипение, но разглядеть ее не успели, однако я заметил, как она юркнула в куст у тропы. Это была копьеголовая куфия (Bothrops atrox), одна из самых ядовитых змей на свете.

Марк срезал длинную палку и убил куфию — ведь она могла напасть на идущих следом носильщиков. Они уже догоняли нас, и мы слышали, как они хохочут.

На длинных отлогих склонах попадались свежие следы диких свиней, а вскоре мы уловили и запах дичи. Сирил, несший ружье, сложил вещи и побежал вприпрыжку через подлесок, надламывая на пути ветки, чтобы не заблудиться. Послышался выстрел, треск сучьев, хрюканье, потом еще выстрел. Сирил вернулся час спустя без добычи. Правда, еще до этого он подстрелил двух тинаму. Эх, получить бы вечером кусочек мяса! Чувствовал я себя довольно скверно, все время сосало под ложечкой от голода.

С едой было плохо. Я опасался серьезных осложнений, если не удастся завтра достать что-нибудь у индейцев, а охота окажется неудачной. Мы зашли уже так далеко, что, не пополнив запасы, не смогли бы вернуться в миссию.

У меня лежало в кармане три леденца; я хотел было съесть их утром, но удержался. Теперь я предвкушал, как через несколько минут съем первый, затем второй и третий, причем постараюсь растянуть удовольствие до вечера. Вдруг меня поразила громом ужасная мысль: а что, если осталось всего две конфеты? Тогда придется ждать полтора часа, пока можно будет съесть первую. Я решил не проверять. Пусть в конце дня окажется одна лишняя конфета — останется на завтра.

В это время мы с Сирилом увидели бразильский орех (бертоллецию), а под ним, к своему удивлению, обнаружили три целых плода. В каждом из них, кроме гнилых, наполненных зловонной жидкостью орехов, нашлось несколько свежих, с крепким белым ядром под золотисто-коричневой скорлупой. Я съел шесть штук и почувствовал себя счастливым человеком. Дальше росли еще бертоллеции, но орехов больше не было.

Солнце клонилось к горизонту, а мы все шли по склонам, высматривая подходящую площадку для лагеря. Все речки пересохли, и мы миновали не одно сухое русло, пока не набрели на заболоченное место с узеньким — шириной в полметра — ручейком, за которым высились валы торфяника, скрывая крошечный приток.

В воздухе стоял звон от комаров; мы поспешили в гамаки, как только управились с ужином. Кажется, за все время экспедиции я еще ни разу не чувствовал себя так скверно, однако решимость не покидала меня. В этом чужом мире меня ободряло даже зрелище собственной, пусть густо заросшей, но зато такой знакомой физиономии. Я видел ее дважды в день, когда брал зеркало, чтобы причесаться.

Утром температура у Икаро оказалась несколько ниже нормальной. Вяло улыбаясь, он сидел в гамаке и держал в руке птенца; мамаша взволнованно порхала в кустах по соседству. Я подошел с лекарствами; Икаро усмехнулся, легонько оттолкнул меня и отвернулся.

Затем он взял птенца за обе ножки, собираясь разорвать его. Я отобрал у него птицу и, к удивлению Икаро, посадил на землю. Лицо индейца потемнело от гнева, он замахнулся палкой, но птенец запрыгал прочь. Тогда он кинул палку вслед беглецу — мимо! Икаро вскочил было на ноги, но силы изменили ему. Он сел, а я спокойно заставил его проглотить таблетки.

В полутора километрах от лагеря мы вышли на прямоугольный участок вторичного леса; в этом месте лет сто или больше тому назад находилось поле. Таким образом, уже первый увиденный нами признак поселения свидетельствовал о том, что люди живут здесь издавна. Наше открытие взволновало меня не меньше, чем если бы мы обнаружили развалины древнего храма; оно имело огромное значение для моих исследований. Я сразу приободрился.

Два с половиной часа спустя мы миновали еще один подобный участок. Дальше холмы стали ниже, заболоченные лощины — шире, и путь нам преградила извивающаяся в песчаном русле мутная река шириной метров в двадцать. Она текла на юг — Ороко'орин!

Мы перешли ее вброд (вода была нам по пояс), радуясь, что цель близка.

За рекой километров на пять-шесть простерлась пойма. Мы пересекли ее, держась широкого высохшего русла, и шли по потрескавшейся глине с редкой травой, пока не достигли другой реки, поуже, — Мара-йоку (она же Хаимара), впадающей в Ороко'орин.

По берегам Мара-йоку росли колючие пальмы яварда, такие же, как на Чодикаре, и одиночно стоящие бамбуки с толстыми корневищами, выступающими над землей. Зеленые стволы бамбуков толщиной до двадцати сантиметров были увенчаны на высоте пятнадцати-двадцати метров султанами изящных, узких, как ланцет, листьев. Красивое зрелище — словно литые чугунные решетки зеленого цвета! Каждый узел был оснащен двумя пятисантиметровыми шипами, ствол был обернут широкими коричневыми листьями. Я никогда не слыхал о таком виде бамбука. Правда, он напоминал ядовитый бамбук, описанный Бэррингтоном Брауном.

За Мара-йоку тропа расширялась. Сперва она шла по густому кустарнику. Над черной глиной торчала осока; ее листья, сверкающие росой, были усеяны сотнями куколок, из которых как раз выходили бабочки-геликониды[61] с длинными и узкими черными крыльями, заднюю пару которых украшали желтые и красные лучи. Бабочки вяло расправляли просыхающие крылышки и даже не пытались спастись. Совсем недавно весь этот участок находился под водой; по-видимому, куколки благополучно пережили затопление.

Местность постепенно повышалась. Час спустя, пройдя еще одно заброшенное поле, мы очутились на берегу узкого, густо усыпанного листьями потока Напманана, кишевшего крохотными суетливыми гуппи; тучи комаров вились над водой. Высокоствольный лес остался позади — за рекой начинался низкий кустарник.

По длинному крутому откосу взбиралась широкая тропа, вымощенная у топкого берега бревнами. Наверху, окаймленная полосой плотно утоптанной красноватой почвы, стояла деревня — коническое строение, такое же, как те, что встречались нам раньше, но выше и изящнее. Еще дальше раскинулись обширные посадки.

Но людей не было видно.

Индейцы сообщили, что это деревня Титко-тирир или Миньев-бау, что означает «Холм» (место бразильских орехов). В доме мы нашли вариши Фоньюве, из чего носильщики сделали вывод, что нам надлежит ждать здесь, пока сам Фоньюве не придет за нами.

Икаро предложил нам посмотреть посадки сахарного тростника, маниока, ямса, бананов, ананасов, шелковистой травы (Bromelia), табака, хлопчатника, тыквы и стрельного злака (Gynerium).