Свет грядущих дней - Джуди Баталион

почти все остались живы. Это, конечно, было хорошей новостью, но и проблемой. Поскольку все они приготовились умереть, ни путей отхода, ни краткосрочного плана на случай выживания предусмотрено не было, не было и места для укрытия и почти не осталось еды. Они устали и ослабели от голода. Теперь Цивья оказалась вовлеченной в новую, совершенно неожиданную дискуссию: что им делать дальше?* * *

Реня остановилась в гостинице на арийской стороне. На следующее утро «некая дружелюбная женщина»[507], как описывала ее Реня, вроде бы связная от Ирены, повела ее посмотреть на бои в гетто с близкого расстояния. Все улицы[508], ведущие к нему, кишели немецкими солдатами, танками, автобусами и мотоциклами. Нацисты были в бронированных касках, с оружием на изготовку. Отражая горящие дома, облака окрасились в алый цвет. Издали даже сюда доносились приглушенные крики. Чем ближе Реня подходила к еврейскому кварталу, тем они становились пронзительнее. Нацистские солдаты и жандармы залегли за баррикадами. Напротив стены, окружавшей гетто, стояли особые войска СС в полном боевом снаряжении. С балконов, крыш, из окон ближних домов арийской стороны торчали дула пулеметов. Гетто было в плотном кольце окружения, со всех сторон его обстреливали из танковых орудий.

Но – Реня видела это собственными глазами – евреи подбивали немецкие танки! Это был ее народ, борцы Сопротивления, исхудавшие, растрепанные, ослабевшие от голода, они метали гранаты и стреляли из пулеметов.

А над головами немецкие самолеты, сверкавшие на солнце, кружили над гетто и, пикируя, сбрасывали зажигательные бомбы, предавая улицы огню. Дома рушились, проваливались межэтажные перекрытия, столбами поднималась пыль. Это столкновение было таким грандиозным, что напоминало гражданскую войну. «Казалось, что не просто сколько-то евреев воюют с немцами, – писала Реня, – а две страны сошлись в последней битве»[509].

Находясь неподалеку от стены гетто, Реня наблюдала все с близкого расстояния. Это была ее миссия, ее ответственность – увидеть и рассказать. Она пробиралась вдоль периметра горящего гетто, пытаясь рассмотреть происходящее внутри со всех возможных точек наблюдения. Она видела, как еврейские матери бросали своих детей с верхних этажей горящих зданий. Мужчины сбрасывали свои семьи или бросались сами, разбивались насмерть, но пытались, как могли, смягчить падение женам и престарелым родителям.

Не все были способны покончить с собой. Реня увидела группу людей, оказавшихся в западне в квартире на верхнем этаже здания, по которому огонь поднимался все выше и выше. Вдруг взметнулся гигантский язык пламени, и стена треснула. Все рухнули в расщелину, скользя по грудам обломков. Из-под разрушенного здания послышались ужасающие крики. Несколько матерей с детьми, которым чудесным образом удалось выжить, взывали о помощи, умоляли спасти их детей.

Нацистский солдат вырывал младенцев из материнских рук, швырял на землю, топтал крохотные тельца сапогами и колол штыком. Окаменев от ужаса, Реня смотрела, как он швырял изломанные корчившиеся тела в огонь. Одну из матерей он убил прикладом. Подъехавший танк раскатал ее тело по земле. Реня видела взрослых мужчин с выпученными глазами, бившихся в конвульсиях, умолявших немцев пристрелить их. Нацисты лишь смеялись и оставляли смертельную работу огню.

Даже посреди этого тошнотворного хаоса бесчеловечности Реня заставляла себя смотреть на происходящее ради той надежды, которую оно, возможно, обещало бендзинским бойцам. Сквозь затянувший все дым она с трудом, но различала еврейских юношей с пулеметами на крышах еще не горевших домов. Еврейские девушки – еврейские девочки! – стреляли из пистолетов и метали бутылки с зажигательной смесью. Еврейские дети, мальчики и девочки, забрасывали немцев камнями и железными прутьями. Видя это отчаянное сражение, евреи, не принадлежавшие ни к какой организации, понятия не имевшие ни о каком Сопротивлении, хватали первое, что попадалось под руку, и присоединялись к бойцам. Потому что иначе выход был только один: смерть. Гетто было завалено трупами. В основном это были трупы евреев, но Реня видела: и немцев тоже![510]

Она наблюдала, как разворачивается битва на протяжении дня, стоя у стены гетто в окружении неевреев, которые тоже смотрели на происходящее. Фотограф запечатлел большую группу поляков[511] в пальто и шляпах, взрослых и детей, которые стоят, болтают друг с другом, засунув руки в карманы, а перед ними клубится черный дым. Владка, которая тоже находилась на арийской стороне, видела тысячи поляков, съехавшихся со всей Варшавы, чтобы посмотреть на это. Реня рассказала, как по-разному реагировали наблюдатели на жуткое зрелище. Некоторые немцы плевали и отходили в сторону, не в силах дольше глядеть на этот ужас. В окне расположенного рядом жилого дома Реня увидела, как полька разорвала блузку на груди и взвыла: «Нет Бога в этом мире, если он может смотреть сверху на такое и молчать»[512].

У Рени начали подкашиваться ноги. То? что она видела, эти черно-белые графические образы, придавливало ее к земле. И в то же время она ощущала легкость на сердце, «что-то вроде радости от того, что есть еще евреи, живые люди, которые сражаются с немцами»[513].

Потрясенная, по-прежнему усиленно изображая из себя польку, Реня вернулась в отель, а баталия все продолжалась. Она попыталась дать себе отдых, но ее терзали увиденные картины, неотступно стоявшие перед глазами, и то, что пришлось узнать. «Я не могла поверить, что видела это собственными глазами. Не обманули ли меня мои органы чувств?» – задавала она себе вопрос снова и снова. Неужели эти измученные евреи, казалось бы, сломленные, изможденные голодом, действительно могут вести такую героическую борьбу? Но – да, да, она видела это сама: «Евреи воспрянули, пожелав умереть как люди»[514].

До самого конца дня новости из гетто расходились по городу: количество убитых немцев, количество оружия, которое собрали евреи с убитых, количество танков, которые они подбили. Шла молва: евреи будут бороться до последнего дыхания. На протяжении всей ночи Реня не могла уснуть, потому что кровать сотрясалась от бомбовых взрывов.

Рано утром она отправилась на вокзал, теперь она шла увереннее, чем в первый день. Юная еврейка из маленького городка в окрестностях Кельце, становилась мастером обходить смертельные ловушки на диких, опустошенных войной варшавских улицах. Целый день ей пришлось провести в поезде с гоями, которые не могли сдержать своего потрясения героизмом и отвагой евреев.

Как длинная вереница девушек-связных до нее, Реня извлекала выгоду из того, что ее недооценивали и принимали не за ту, кем она была, это позволило ей просквозить через всю Варшаву, при этом никому и в голову не пришло, что эта девушка может быть активной участницей Сопротивления. Изображая безобидную молодую польку, которой по какой-то надобности необходимо выйти в город или поехать на поезде в деревню, Реня могла позволить