История евреев в Европе от начала их поселения до конца XVIII века. Том 4. Новое время (XVII-XVIII век): переходная эпоха до французской революции 1789 г. - Семен Маркович Дубнов

члена гамбургской ашкеназской общины (они написаны на тогдашнем немецко-еврейском разговорном языке), раскрывают внутренний быт немецких евреев в конце XVII и начале XVIII в. Типичным представляется следующее изображение зажиточного купца-ювелира:

«Мой муж сначала торговал золотыми изделиями. Он ходил из дома в дом и скупал золото, а затем продавал золотых дел мастерам или купцам и прилично на этом зарабатывал. И хотя мой муж бывал крайне утомлен после целого дня беготни, тем не менее он не пропускал установленного урока Талмуда («шиур») и всегда постился в дни чтения Торы (по понедельникам и четвергам); этот порядок нарушался только потом, когда он стал совершать большие поездки, которые измучивали его, вообще слабого здоровьем и часто прибегавшего к врачебной помощи. Он себя не щадил и много разъезжал, чтобы с честью прокармливать жену и детей, которых горячо любил... Вместе с тем он был истинно набожный еврей, подобно своему отцу и братьям. Я знаю мало людей среди раввинов, которые молились бы с таким благоговением, как мой муж. Когда он молился в своей комнате и в это время кто-нибудь приходил с очень выгодным коммерческим предложением («мециа»), то ни я и никто из детей не осмеливались отрывать его от молитвы, хотя бы от промедления предстояли большие убытки».

Из тех же мемуаров видно, как воспитывали детей, как женили их и выдавали замуж и как они потом вели борьбу за существование при ограниченности доступных евреям промыслов. Способных юношей посылали для усовершенствования в Талмуде в Польшу, преимущественно в Познань или Краков. Ранние браки (для девушек в возрасте от 15 лет, а для юношей от 16 лет) заставляли родителей обеспечивать новобрачных приданым и сверх того держать их на своем иждивении в первые годы после свадьбы. Брачные партии заключались чрезвычайно просто: по предложению свата («шадхена») житель Гамбурга списывался с своими родными и знакомыми в Берлине, Ганновере или Франкфурте, узнавал о личных качествах жениха или невесты, о материальной обеспеченности их родителей и о количестве приданого, и если справки оказывались удовлетворительными, то родители съезжались (обыкновенно на ярмарках) и часто в отсутствие детей заключали предварительный договор («тнаим»). Молодые нередко впервые встречались под брачным балдахином. Позже начиналась для неопытного молодого человека, ставшего главой семейства, полоса борьбы за существование: торговля, векселя, платежи, банкротства — со всеми аксессуарами лихорадочной и неустойчивой еврейской торговли. Из автобиографии известного писателя Якова Эмдена, который сам занимался коммерцией в том же районе (около 1730 — 1750 гг.), видно, как непрочна, ненормальна и часто неблаговидна была эта торговля. Люди духовного склада, вроде мужа Гликель Гамельн, терялись здесь среди дельцов и плутов, маравших репутацию еврейского торговца и навлекавших нарекания христиан на всех евреев.

В XVIII веке ашкеназская колония в Гамбурге, вследствие постоянного притока новых переселенцев, сильно разрослась и превзошла по своей численности колонию сефардов, которая не пополнилась иммиграцией и постепенно вымирала. Союз трех общин Альтона — Гамбург — Вандсбек прославился своими раввинами и учеными, вроде р. Иехезкеля Каценеленбогена, Ионатана Эйбешица и Якова Эмдена. С двумя последними именами связана борьба раввинизма с мистицизмом в середине XVIII века.

§ 28. Старое гетто во Франкфурте-на-Майне

В то время как новая еврейская колония в Гамбурге вовлекалась в обновленную экономическую жизнь, в крупную торговлю и индустрию, старое гетто в другом «вольном имперском городе», Франкфурте-на-Майне, было еще сковано средневековыми путами. Здесь действовала еврейская конституция («Juden Stättigkeit») 1616 года, выработанная по соглашению между имперскими комиссарами и франкфуртским магистратом после предшествовавшего погрома и временного изгнания. По этой конституции в гетто, или «Юденгассе», могло жить не более 500 семейств, и приблизительно на этом уровне действительно держалось легальное ядро еврейского населения Франкфурта с конца XVII века. По официальной переписи 1694 года в гетто числилось 414 хозяйств и 78 иногородних, а в 1709 г. показано общее число хозяйств 505 с числом душ 3024. По занятиям они распределялись так (в круглых цифрах): 225 купцов и мелких торговцев, 50 менял, рантье и занимающихся ссудой денег («Geldleiher»), 25 ремесленников и рабочих, 35 лиц духовного звания и свободных профессий, 40 лиц без определенных занятий и нищих. В этой неполной, обнимающей 375 хозяйств, статистике поражает малое число ремесленников и еще больше односторонность ремесла (только мясники, пекари и три женщины-швеи; нет мужских сапожников, столяров и т. п.), что объясняется недопущением евреев к цеховым ремеслам, монополизированным христианскими цехами.

Франкфуртский городской совет зорко следил, чтобы евреи не выходили за черту тесного гетто. «Еврейская Улица» Франкфурта не могла вместить растущее население; приходилось надстраивать новые этажи над старыми домами, что превращало узкую улицу с ее переулками в темные коридоры и отнимало у жителей воздух и свет. Плохое санитарное состояние еврейского квартала увеличивало там смертность. Евреи добивались от магистрата расширения квартала прилегающей площадью, но отцы города энергично сопротивлялись этому. В это время (1711) пожар, начавшийся в доме главного раввина, охватил еврейский квартал и уничтожил большую часть домов. Около трех тысяч человек осталось без крова. Несчастные ютились в христианских домах до тех пор, пока гетто было вновь отстроено (1719). Главная улица была несколько удлинена по ту сторону прежней границы гетто, а дома были построены не выше трех этажей, согласно плану городского совета, но теснота жилищ все-таки не была устранена. Оставался в силе и прежний регламент относительно выхода узников гетто в христианский город. Они имели право приходить в центр города только в дневные часы, а к вечеру должны были возвращаться в свой квартал. Ворота гетто запирались на ночь: люди жили как в тюрьме.

Кондоминиум двух властей во Франкфурте, императорской и магистратской, давал еврейской общине возможность лавировать между обоими. На притеснения со стороны городского совета община апеллировала в Вену, где она имела своего постоянного ходатая, «штадлана», и Гофканцелярия часто исполняла ее справедливые просьбы. Конечно, приходилось платить и в Вене и во Франкфурте. В XVIII веке к этим двум властям прибавилась третья: «бюргерколлегиум», учрежденная императором по требованию франкфуртского мещанства для контроля деятельности городского совета. Эта коллегия больше всего заботилась о том, чтобы городской совет не «фаворизировал» еврейской общине. Приходилось искать защиты в Вене и от этой новой власти, которая часто прямо терроризировала евреев. Связями с Веной франкфуртская община иногда пользовалась для защиты общих интересов еврейства.

В начале XVIII века готовилось литературное нападение на евреев. Христианский теолог Иоганн Эйзенменгер, профессор восточных языков в Гейдельбергском университете, принялся за старое ремесло юдофобов: порочить еврейский народ цитатами из Талмуда и раввинской письменности. Поверхностно знакомый с этой