История евреев в Европе от начала их поселения до конца XVIII века. Том 4. Новое время (XVII-XVIII век): переходная эпоха до французской революции 1789 г. - Семен Маркович Дубнов

письменностью, но зато хорошо знакомый с христианской полемикой против нее, Эйзенменгер собрал все курьезы Галахи и Агады и на этом основании составил нечто вроде энциклопедии юдофобии. Длинное заглавие его двухтомной книги уже достаточно характеризует ее содержание и тон: «Разоблаченное еврейство («Entdecktes Judenthum»), или Основательное и правдивое известие с том, как закоснелые евреи ужаснейшим образом поносят и бесчестят пресвятую Троицу, Новый Завет, евангелистов, апостолов и как они вообще презирают и проклинают все христианство. При этом приводится еще многое другое о великих заблуждениях иудейской религии, а также рассказываются разные забавные побасенки. Все это доказано на основании их собственных книг, прочитанных с великим трудом и неутомимым прилежанием»... Когда эта книга с столь вызывающим заглавием находилась еще в печати во Франкфурте-на-Майне (1700), о ней уже носились слухи, которые тревожили местных евреев. Они обратились к своему влиятельному соплеменнику в Вене, придворному банкиру Самуилу Оппенгеймеру, с просьбой ходатайствовать пред императором Леопольдом I о запрещении книги Эйзенменгера, способной разжечь народные страсти. Энергичные хлопоты Оппенгеймера, вероятно, не имели бы успеха при клерикальном настроении венского двора, если бы не обнаружили и выпадов против католицизма в книге протестантского юдофоба. Это решило участь книги. Император приказал опечатать и держать под замком все издание, состоявшее из 2000 экземпляров. Евреи предлагали Эйзенменгеру в возмещение его издержек 12 000 гульденов, с тем чтобы он совсем уничтожил книгу; но он требовал более крупную сумму, и сделка не состоялась. Когда Эйзенменгер умер (1704), его наследники энергично добивались снятия запрета с его книги. Им удалось заинтересовать в этом деле прусского короля Фридриха I, который в то время был предубежден против иудаизма из-за молитвы «Алену» и, вдобавок, как протестант, ничего не имел против антикатолической тенденции книги Эйзенменгера. Фридрих заступился за опальную книгу и просил императора снять с нее запрещение, которое будто бы разорило автора и даже ускорило его смерть. Но ни Леопольд, ни его преемник Иосиф I не удовлетворили ходатайства прусского короля. Тогда Фридрих разрешил перепечатать книгу Эйзенменгера в Пруссии. Она была напечатана в 1711 г. в Берлине, но на заглавном листе значилось, что она печаталась в Кенигсберге, где имперская цензура не имела власти. С тех пор памфлет «Разоблаченное еврейство» служил неисчерпаемым арсеналом, откуда брали свое ржавое оружие юдофобы всех стран. Оттуда заимствовались талмудические и раввинские цитаты, действительно странные или злостно истолкованные с целью выставить еврейство в смешном или отталкивающем виде. Сочинение Эйзенменгера имело и печальные практические последствия: оно давало моральное оправдание всем угнетателям евреев в Пруссии и других государствах.

Евреи вошли в моду в немецкой литературе. Через несколько лет после книги Эйзенменгера появился обширный труд Франкфуртского ориенталиста Якова Шудта под названием «Еврейские достопримечательности» («Jüdische Merkwürdigkeiten», в четырех томах, Франкфурт-н.-М., 1714 — 1718). У Шудта не было злостной тенденции во что бы то ни стало опорочить евреев; он действительно интересовался еврейской историей, литературой и современной жизнью и даже начал с издания «Компендия еврейской истории» («Compendium historiae judaicae», 1700); он лично наблюдал жизнь евреев в родном Франкфурте и в Гамбурге и сообщал об этом весьма ценные сведения в «Достопримечательностях». Но наряду с этим в его книгах нагромождены кучи нелепых сведений о евреях в прошлом и настоящем, а общий тон изложения враждебен народу, жизнь которого автор взялся изобразить. Эти люди могли видеть только лицо гетто, часто весьма неприглядное, но не могли проникнуть в душу его обитателей.

Через несколько десятилетий после Шудта (около 1760 г.) франкфуртское гетто посетил великий франкфуртец, тогда еще отрок, Гете. Первое впечатление юного сына бюргера было, конечно, неблагоприятно для евреев, но на старости Гете почувствовал трагедию гетто. Он рассказал об этом в своей поэтической автобиографии («Wahrheit und Dichtung», I, 4): «Ко всему, что волновало ум мальчика и затем юноши смутными предчувствиями, можно отнести в особенности положение еврейского города, точнее, еврейской улицы, которая в прежнее время была стиснута как клещами между городской стеной и рвом. Теснота, грязь, шум, акцент неприятного языка — все производило самое неприятное впечатление, даже когда, бывало, заглядываешь туда мимоходом у ворот. Это длилось до тех пор, пока я не решился войти туда. Мне уже не легко было потом вновь ходить туда, после того как я избавился от приставаний и зазываний неугомонных торговцев, желающих что-нибудь заработать. При этом в юном уме носились старые мрачные сказки о мучительствах евреев над христианскими детьми, которые я вычитал в хронике Готфрида, где они иллюстрированы ужасными рисунками». Гете рассказывает, что позорящее евреев изображение у моста предубеждало его против них, так как оно было поставлено «общественным учреждением» (магистратом). «А между тем, — грустно прибавляет поэт, — они ведь остались избранным народом Божиим и жизнь их связана с воспоминаниями отдаленнейших времен. Кроме того, они ведь люди деятельные, услужливые, и даже их упрямству в соблюдении своих обычаев нельзя отказать в некотором уважении. Да и девушки у них красивые и ничего не имели против того, чтобы христианские мальчики, встречая их в субботу на рыбачьем поле, оказывали им дружеское внимание». Впоследствии Гете, желая познакомиться с обрядами иудейства, заходил в синагоги, бывал на еврейских свадьбах, видел праздничные кущи в гетто и всегда встречал приветливый прием.

§ 29. Привилегированные капиталисты и бесправный народ (Саксония, Ганновер, Мекленбург, Бавария, Баден, Вюртемберг)

Кроме Пруссии и двух имперских городов (Франкфурт и Гамбург), раздробленная Германия делилась в ту эпоху на области, где еврейские общины существовали легально, и такие, куда евреи допускались только временно, по торговым делам. Надо отметить, что в протестантских странах (Саксония, Вюртемберг) к евреям относились гораздо строже, чем в католических (Бавария, Пфальц). Но в тех и других всегда отдавали предпочтение богатым евреям перед бедными. Еврейские капиталисты часто устраивались в качестве финансовых агентов, или «придворных факторов» (Hoffaktoren), при курфюрстах или герцогах, и к таким нужным людям и их субагентам не применялись ограничения по праву жительства и промыслов. Таких «такифим», влиятельных людей, было довольно много в ту эпоху расцвета официального меркантилизма, когда еврей стал «перпетуум мобиле» европейского финансового оборота[23]. Привилегированные «гоффакторы» жили с семьями и служащими в запрещенных для евреев местах и часто прокладывали туда путь своим нелегальным соплеменникам, образуя таким образом негласные общины.

Типом такого государства была родина протестантизма Саксония, которая еще во время Реформации стремилась избавиться от своих евреев. Запрещая евреям постоянное жительство в Дрездене и Лейпциге, саксонский курфюрст дозволял им для пользы торговли приезжать три раза в год на знаменитые лейпцигские