Моя жизнь: до изгнания - Михаил Михайлович Шемякин

каждой работой прячутся мои однокашники, хихикающие и показывающие на меня пальцем. Сергей трясётся и мочится, таращит безумные глаза в пустоту, а я снимаю тряпки со своей скульптуры и, уже зная наверняка, что завтра моя глина рассохнется и отвалится с каркаса кусками, обматываю ими дрожащего Сергея. И вдруг с ужасом вижу, что вместо Сергея из мокрых тряпок, заляпанных глиной, на меня уставилась невероятных размеров голова мужика с блинообразным лицом, изъеденным оспой. Лицо неестественно белое, два злобных глаза пристально разглядывают меня. Я оглядываюсь, ища исчезнувшего Сергея, но в пустом классе нет никого, а из ближних замотанных скульптур пялятся на меня ещё две большущие блинообразные хари. От их вида к горлу подкатывает тошнота, и я просыпаюсь. Прямо в лицо мне льётся яркий свет луны, и в лунной дорожке я отчётливо вижу три блинообразные хари, склонившиеся надо мной…

Наверное, уже глубокая ночь, думаю я, ищу глазами спящего Лёву – и не нахожу. Я вскакиваю, окликаю его – ответа нет… Я выхожу на дорогу и метрах в двадцати вижу в свете луны скрюченную фигуру Лёвы. Подбегаю – мой собрат по отшельничеству стоит на четвереньках и блюёт. В перерывах между рвотой слабым голосом объясняет: проснувшись среди ночи, он почувствовал такой голод, что решил, несмотря на горечь, поесть дикого инжира…

Я веду обессилевшего Лёвушку к нашему дереву, укладываю на довольно холодную землю и утешаю тем, что сейчас, возможно, с ним происходит то, к чему мы стремимся. Организм начинает очищаться и травить из себя дурдомовскую химию. В подтверждение своих слов я нашариваю в траве здоровенную инжирину и усилием воли съедаю эту гадость. И до утра мы с Лёвой торчим на карачках, извергая из себя содержимое наших желудков. А поутру, бледные и обессиленные, кое-как поднимаемся и, пошатываясь, снова бредём по пыльной дороге, которая становится у́же и у́же, пока не превращается в тропинку, которая приводит нас под сень столетних кедров и дубов. Меж корней журча несётся прозрачный горный ручей, и мы, распластавшись на животе, жадно лакаем холодную воду.

В тени дубравы прохладно, тишину нарушает лишь щебет птиц. Чистый воздух, напоённый запахами леса, пьянит и бодрит, и, несмотря на нелёгкую ночь, мы оба чувствуем себя довольно сносно. Теперь – вперёд! Искать пещеру, место нашего исцеления, на что мы так уповаем! Мы поднимаемся вверх по ручью и через пару часов обнаруживаем темнеющий среди густой листвы вход в пещеру. Может, это и есть то заветное место успокоения души и исцеления тела?..

Чтобы войти, нам пришлось пригнуться. Пройдя пару метров, мы очутились в полумраке небольшой и, как нам тогда показалось, уютной пещеры. Здесь уже можно было выпрямиться во весь рост и измерить размер будущего жилища. Получилось девять шагов в длину и пять в ширину – для отшельнического бытия вполне достаточно. Каменный пол усыпан сухими листьями – видимо, их занёс ветер. Чем не ложе аскета!

Выходим из пещеры и в нескольких шагах от неё обнаруживаем журчащий ручей и сказочно красивую поляну, поросшую травой и какими-то незнакомыми цветами. Бродим взад и вперёд в этой сказке и строим планы на будущее.

Итак, рано утром встаём, омываемся в ледяной воде горного ручья, пьём воду, и после завтрака из собранных листьев – созерцание, молитвы и размышления. На закате дня – вечерняя трапеза, теперь уже из трав, которые мы собираем в перерывах между духовными занятиями. Конечно, от какой-то зелени нас будет, как сегодняшней ночью, выворачивать наружу, но это и есть “путь мудрого пса”. А какие-то травы наверняка будут утолять наш голод, ведь кони питаются только травой, и сколько же она даёт им силы! С наступлением же темноты мы вернёмся в наше отшельническое обиталище и, прочитав молитву, отойдем ко сну…

День прошёл в полном соответствии с намеченными планами: мы собираем листья и травы, а вечером жуём какую-то зелень, запивая водой из ручья, зачерпнув её ладонью. И, как ни странно, без всяких позывов на рвоту спокойно спим до утра на сухих листьях нашей пещеры.

На рассвете бежим к ручью, раздеваемся догола и окунаемся в ледяную воду. Выскочив как ошпаренные, прыгаем на месте, машем руками, стараясь просохнуть, ведь, кроме рубашек, портков и подрясников, у нас из одежды ничего больше нет. Носимся взад и вперёд по поляне, подставляя замёрзшее тело лучам восходящего солнца, и вдруг слышим громкие голоса где-то невдалеке. И мы несёмся в чём мать родила к нашей пещере, держа в руках одежду и башмаки, там лихорадочно натягиваем портки, рубахи и подрясники и прислушиваемся к голосам, которые раздаются всё ближе и ближе.

Мы вылезаем из пещеры и, притаившись в кустах, видим, как вдоль ручья шагает толпа весело галдящих пионеров во главе с молодой пионервожатой. Какой-то пионер несёт в руках горн, время от времени извлекая из него победные звуки. Слава богу, они проходят мимо, не заметив нашей пещеры.

Голоса удаляются и постепенно умолкают, но ненадолго: едва мы наскоро пробормотали молитву и проглотили наш зелёный завтрак, как услышали радостные голоса очередного пионерского отряда, карабкавшегося к месту нашего уединения. Значит, надо подниматься выше, где мы наверняка найдём место, недоступное для пионеров и праздных туристов. И мы бредём выше, стараясь не удаляться далеко от горного ручья. По пути находим пару сухих ветвей дуба, и вот у нас есть посохи, которые должен иметь каждый порядочный отшельник.

…К вечеру мы обретаем новое пристанище. Это совсем небольшая пещерка, где можно расположиться на ночлег. Надвигаются сумерки, и мы, набив карманы подрясников листьями, сорванными с ближних кустов и деревьев, укладываемся спать прямо на холодном полу пещеры, поскольку сил нет ни на омывание в ручье, ни на предсонные молитвы. Как ни странно, желудки наши пока безоговорочно принимают зелёный корм и не выказывают недовольства.

Ранние солнечные лучи заливают всё небольшое пространство пещерки, и мы продираем глаза. Пару минут лежим молча, пялясь в камни низкого свода, и замираем от ужаса: прямо над нашими головами с лёгким шуршанием ползают здоровенные скорпионы. Скорпионов я видел только на картинках в книжках, где сообщалось, что жало скорпиона содержит яд, опасный для человека. И я впервые разглядываю вживую этих ядовитых существ, ползающих на расстоянии полуметра от моего лица.

Кажется, скорпионам нет никакого дела до нас с Лёвой. Наверное, это было большое скорпионье семейство, потому что среди здоровенных семисантиметровых скорпионов ползали и скорпиончики поменьше, вероятно их детишки. Тёмно-рыжеватой окраской они напоминали маленьких раков, только хвосты были задраны кверху и заканчивались шариком с торчащим изогнутым острым шипом. “Наверное, в пузырьке тот самый скорпионий яд,