Моя жизнь: до изгнания - Михаил Михайлович Шемякин

Через минуту из глубины пещеры доносится приглушённый голос: “Братец во Христе, взгляни на меня!” В недоумении пытаюсь понять, каким образом я могу его видеть, и замечаю в скале на уровне лица небольшое отверстие. Вглядываюсь в темноту и различаю в конце каменной дыры что-то светлое. “Ну вот и нашёл ты меня! – несётся из светлого пятна, оказавшегося физиономией отца Александра. – Я сижу на каменной скамье, природой созданной для подвига затворника, и мнится мне, что тебе, странник Михаил, и уготовано быть этим затворником!”

Минуты через две, весь в клочьях паутины, устроитель моего духовного подвига выползает наружу. “Ну вот, отец Михаил, ты залезешь в пещеру, и вход в неё я замурую камнями. Воду и травы буду просовывать тебе через дырку, в которой ты видел меня. И буду водить сюда избранных, удостоенных услышать от святого этой горы небесную истину, что тебе в этой пещере откроется”.

Ошеломлённый перспективой стать новым святым, представив весь ужас этого предложения, я хватаю за плечи тщедушную фигуру отца Александра и, глядя в его выпученные от восторга глаза, шепчу: “А почему бы тебе, отче Александр, не принять на себя этот подвиг?” В ответ он падает на землю, обхватывает голову здоровой рукой и исступлённо вопит: “Недостоин я! Недостоин! В мыслях похотливых плыву, как в океане!” – “Ну так и я пока к этому подвигу не готов”, – злобно бросаю я и, оставив распростёртую на земле фигуру, быстрыми шагами направляюсь к выходу из ущелья. “Кто знает, – думаю я в этот момент, – может, в зарослях прячутся единомышленники отца Александра, мечтающие о новом святом. Схватят, свяжут, запихнут в пещеру и замуруют…” И я спешу удрать подальше от “святого места”. “Попался бы ты, отец Александр, в лапы профессора Случевского, он бы тебе устроил затвор, он бы тебя затворил…” – с ненавистью бормочу я.

“Молишься, брат Михаил?” – спрашивает догнавший меня присмиревший отец Александр. “Молюсь, молюсь”, – отвечаю я. И молчу всю дорогу, решив, что нам с Лёвой нужно быстрее распрощаться с его обителью.

Но уйти от отца Александра удалось только мне, потому что из-за уколов в позвоночник (в психбольнице) Лёва в эти дни серьёзно прихворнул, временами у него отказывали руки и ноги. Он не мог поднять кружку с водой, пройти пару шагов по избе. Это длилось дня два, а потом всё приходило в норму. Но продолжить “путь мудрого пса” он был ещё явно не в состоянии. Поэтому он решил пока остаться под присмотром отца Александра, а я тем временем отправлюсь в горы Сванетии, где нет туристов, много пещер на высоте и водопадов и есть небольшие скиты, в которых живут отшельники. Там, в Сванетии, я обязательно найду место, где можно обрести душевный покой, потом вернусь, заберу с собой выздоровевшего Лёву, и наша мечта осуществится.

Отец Александр, узнав о моём решении, опять видит во мне святого избранника. Пользуясь этим, я при прощании принимаю важную позу и, грозя указательным пальцем, торжественным голосом говорю: “Брата Льва не вздумай в пещеру заманивать! Не готов он ещё к подвигам! Ослушаешься – навеки прокляну!” – “Ни в коем свете!.. Упаси бог!” – дрожащим голосом отвечает мне не на шутку испуганный отец Александр. Успокоенный его неподдельным страхом ослушаться моего наказа, я покидаю обитель.

В горах Сванетии

Они оказались очень высокими, эти горы Сванетии, у подножия которых я стоял после нескольких часов тряски среди пыльных мешков с картошкой в кузовах попутных грузовиков. Водители всегда были готовы помочь очередному монаху, бегущему от мирской суеты в поисках покоя среди горных скал и зелени дерев. Один из водителей, посадив меня в кабину и вертя баранку, рассказывал, что в горах Сванетии прячется немало монахов из закрытых советской властью монастырей. Принёсшим обет безбрачия, по уставу обязанным “не снимать власы с главы, бороды и усы с лика” жить в миру трудно. На какой завод возьмут косматого, бородатого мужика, да ещё и в подряснике, потому как носить мирское платье монаху возбраняется. Вот и бегут они в горы, сооружают с помощью богомольцев небольшие домишки, живут и молятся там, пока какой-нибудь страж порядка не заметит с вертолёта замаскированный скит. И вскоре по верёвочной лестнице впереди милиционера ползёт в вертолёт монах, арестованный за незаконное проживание в горах Сванетии. Статья 209 “Бродяжничество” Уголовного кодекса СССР обеспечивает несчастному шесть месяцев камеры-одиночки, куда его помещают, обрив голову, сбрив усы и бороду и переодев в тюремную робу. А через полгода выпущенный на волю монах вновь пробирается в горы Сванетии в поисках укромного места для нового скита. “Наверняка какой-нибудь скит с монашествующим старцем и мне попадётся на горных путях”, – думаю я, карабкаясь вверх по склону, заросшему колючим кустарником, в надежде найти пещеру для ночлега.

Начинало темнеть, когда я набрёл на то, что искал. Пещера была довольно большая, с высоким входом, в полусотне метров журчала горная речушка. Натаскав сухих листьев, я растянулся на полу и сразу уснул, утомлённый долгим восхождением. Разбудил меня тихий шорох. Что-то двигалось по направлению ко мне, шурша сухими листьями. В горах ночи и так тёмные, а в пещере царила полная тьма. Я нащупал во мраке свой посох и, когда шуршанье послышалось совсем близко, несколько раз “пропечатал” им пол пещеры… В наступившей было тишине через минуту вновь раздались шорохи, теперь уже удаляющиеся от меня. “Наверняка это была змея, и, судя по звуку, приличных размеров, они иногда заползают погреться на груди спящего человека. Надеюсь всё же, что это был безобидный уж”, – утешал я себя, погружаясь в лёгкую дрёму и одновременно вслушиваясь в тишину.

Минут через десять меня выводит из дремоты вновь приближающееся шуршание, и я опять молочу посохом по полу пещеры. Это повторяется всю ночь. А на рассвете я обнаруживаю пару здоровенных чёрно-серых змей, свернувшихся у входа. Услышав мои шаги, они быстро ползут вон, а я, злой после бессонной, тревожной ночи, забыв о милосердии, несусь за уползающими змеями вниз по склону горы с твёрдым намерением размозжить им башку.

Но куда там! Они скользнули в непроходимую чащу кустов, пообещав увидеться со мной ночью. И своё обещание сдержали. В каких бы пещерах ни приходилось мне заночёвывать, эти аспиды каждую ночь не давали спокойно уснуть, и каждое утро я в ярости нёсся за ними, горя желанием свести счёты. Но ни одну мне так и не удалось прикончить. А их было много – бордово-красных, лимонно-жёлтых, серых и чёрных… И удирали они от меня разным манером: одни ползли извиваясь, другие передвигались какими-то скачками, сгибаясь и