Артания - Юрий Никитин

Тур поддержал с немалым уважением:

– Священная ярость!.. Придон сказал, вздрогнув:

– Да что вы, в самом деле…

Воины, на которых в бою сходит священная ярость, это герои,силы их удесятеряются, а раны заживают если не мгновенно, то очень быстро.Придон достаточно наслушался о них долгими вечерами у костра, чтобы знатьтвердо: ему недоступна эта ярость бойца, которая делает человека равным богам.Да и не хочется быть человеком, которого чтят, но побаиваются, ведь можетвзъяриться из-за простой обиды на пиру, а не только в боях за родную землю.

– Но как же тогда ты их побил? – спросилОлекса. – Ах, черт…

Второй камешек заскрипел, вылетел из ямки и, описав почтитакую же дугу, с размаху плюхнулся в ту же кровавую лужу. Кровь уже пошлатемно-коричневыми сгустками, изумруд сразу покрылся неопрятными комками,похожими на гнойные волдыри.

Олекса поколебался, а его нож уже нацелился ковырять третийсамоцвет.

– Да подбери, – посоветовал Тур. – Только иделов, что о штаны потереть. Сам бы взял, да спина что-то хрустит и не гнется.

– До трех раз, – ответил Олекса, – тогда ужподберу все сразу. Так как ты их побил, Придон? Придон ответил жалким голосом:

– Мне просто повезло, я ж говорю. Олекса кивнул:

– Верю-верю. Просто повезло. Как иначе можно схватитьих вожака за копыто и, размахивая им над головой, как дохлой змеей, валитьостальных?

Тур хрюкнул, похлопал конский круп, на котором сидел,добавил:

– Да это просто везение. Особенно когда вывернул изземли вот тот камешек… размером с упитанного быка, и зашвырнул в самую серединуэтого табуна.

Придон пугливо пробежал взглядом по страшному полю. Средитрупов в самом деле заметен валун. И рядом – расплющенные, раздавленные,переломанные. Земля там в глубоких круглых выемках, где падал, подпрыгивал иснова падал валун… и еще странные ямки, словно глубокие следы от человеческихног, будто там стоял человек, весивший целую гору.

– Это тоже был я? – спросил он со страхом. –Я ничего не помню!

– Еще бы, – буркнул Олекса. Острие ножа подделонаконец камешек, Придон видел, как полоска стали изогнулась, Олекса тоже видел,но обе руки заняты, слегка скрипнуло, изумруд взлетел намного выше остальных, вверхней точке дуги в высоте блеснул огромным снопом великолепных дивных искр.

Олекса ругнулся, привстал, охнул и сел с гримасой страдания.

– Куда он улетел? Кто заметил?

– Мне блеснуло в глаза, – сказал Придон виновато.

– Вроде вон туда, – указал Тур. – Во-о-он зате трупы!.. Или нет, скорее всего вон туда.

Он указал в противоположную сторону. Олекса спросилподозрительно:

– Уверен?

– Нет, – честно признался Тур. – Но затоуверен, что наш Придон колдовал. Олекса насторожился.

– Колдовал?

– Да, он вопил что-то… Какое-то заклятие. И как разтогда, когда от него отскакивали дубины. Честно, думаю, на его голове орехиможно колоть! Сам видел, ему хоть бы что: озверел, прет, как лось по весне,глаза налились кровью, ревет как бык, хватает все и либо рвет, либо ломает…

Они перешучивались, но Придон ловил на себе очень серьезныевзгляды. Да и сам он ежился, по телу все еще дрожь, словно из плотивыпаривается холод. В самом ли деле так дрался, он ли выворотил этот громадныйвалун, такой немыслимо поднять и десятку сильных мужчин?..

Но он помнил, что выкрикнул ее имя! И после того всеполыхнуло перед глазами, он видел только ее лицо, ее звездные глаза с высоковздернутыми бровями, длинный лес загнутых ресниц!

Передохнуть и зализать раны мудро решили в сторонке оттрупов. Тур, поколебавшись, кем считать кентавров: людьми или конями, решилвопрос по-своему. Молодые – еще кони, а старые – это уже люди. Потому средиубитых выбрал самого молодого и сочного, вырезал наиболее лакомые части, выдралеще горячую печень, принес с торжеством. Олекса поспешно примостил на раскаленныхуглях плоские камни, Тур разложил сверху кровоточащие куски.

Придону мучительно хотелось есть, он нанизал на прутикиломтики мяса, держал над жаром, а в животе голодно урчало. Тур, глядя на него,тоже насадил на два прутика: себе и Олексе. У Олексы разболелась правая рука, вбою не замечал, а теперь скрипел зубами, лицо стало землистого цвета, в глазахот боли позеленело.

Тур осмотрел его плечо, озабоченно присвистнул. Сплошнойкровоподтек, со стороны спины распухло так, что рука уже не рука, а свисающее изплеча измочаленное бревно. Правда, ноги целы, в то время как он, Тур, подобноворобью, скачет на одной ноге: коленная чашечка распухла подобно плечу Олексы.

Хмурый Олекса потихоньку мял плечо, кривился. Тур на однойноге попрыгал к костру, бросил в пламя ветки. Не удержался, повалился на спину,дико захохотал над собственной неловкостью.

Придон кивнул в его сторону Олексе.

– Смотри, Тур никогда не теряет веселья! Олексавздохнул:

– Если жизнь берет за горло – поневоле покажешь ейязык.

Спали чутко, слышали крики ворон, злобное карканье. Придонпроснулся первым, передернуло: на трупах кентавров пируют огромные уродливыептицы, похожие на орлов, только с голыми, как обглоданные кости, головами иоблезлыми ногами.

Вороны топтались по головам кентавров, с наслаждениемдолбили крепкими клювами черепа. Выклевав глаза, дальше с треском и хлопаньемкрыльев добывали сладкий мозг. Придона передернуло: брюхо ближайшего кентаврашевелится, в нем нечто перемещается, выпуклость появляется то в одном месте, тов другом…

Из распоротого живота выбрался, пятясь задом, перемазанныйкровью и слизью зверек, лапы тряслись от напряжения, за собой тащил толстую,покрытую жиром кишку. Придон перевел дыхание, невесть что почудилось, вон ихсколько шныряет, копаются в трупах, выгрызают печень, лакомые кишки, дерутся заязыки.

От толстого слоя пепла шло сухое бодрящее тепло. Он смахнулсерое одеяло золы, багровые угли засветились от резкого движения воздуха.Несколько тонких веточек, сверху крупные сучья, и не успел опуститься на четверенькии раздуть огонь, как мелкие быстрые язычки выплеснулись из угольков, началиторопливо облизывать красными щенячьими языками веточки.

Застонал Олекса, раскрыл затуманенные сном глаза. Лицо заночь осунулось, глаза ввалились.

– Что там? – спросил он хриплым измученнымголосом. – А, это амнуэли…

– Что за звери? – спросил Придон.

– Мелочь, но зубы ядовиты. Падальщики…

Придон подал ему на прутике поджаренный ломтик мяса. Еще сдесяток торчало вокруг костра, медленно темнея под волнами сухого жара. Олексаначал есть вяло, потом разохотился, пошел поглощать так, что треск за ушамистал похож на грохот камнепада. Спохватившись, толкнул Тура. Тот испуганнооткрыл сонные глаза, Олекса сунул ему под нос прут с горячим дымящимся мясом.