Артания - Юрий Никитин

Ветер свистел и ревел, набрасывался со всех сторон, однакоему здесь показалось намного тише. Придон опустился на землю, несет жаром,дыхание вырывалось с тяжелыми хрипами, закашлялся, выплюнул сгусток из вязкойслюны и пыли, но в груди стало легче.

Подошел Тур, весь черный с головы до ног, только белки глазкажутся непривычно белыми. Лицо распухло, превращаясь в глыбу сырого мяса,капельки крови свернулись, застыли черными комочками.

– Это уже не первые, – прохрипел он.

– Что? – спросил Придон.

– Не первый след… битв…

Дотащился Олекса, похожий на черную каменную глыбу. От негопахло гарью и паленой шерстью. Густые волосы торчали во все стороны, в бровяхзапутался пепел.

– Отдых? – спросил он и, не дожидаясь ответа, состоном сел, привалившись спиной к камню. – Да, тут битвы были еще те…

– Да, – жалко промямлил Придон. В лицо пахнуложаром, мужчина должен в первую очередь видеть битвы, мечтать о них, видеть ихследы, а он… – И здесь вот…

– И здесь, – согласился Тур. Голос был такой жехриплый, как у Олексы. – Вообще, здесь гремели исполинские битвы. Люди такне воюют!

– Могли и люди, – возразил Олекса. – Тольконе с людьми, а с богами. Раньше, старые люди говорят, герои постоянно дрались сбогами.

– Вряд ли, – усомнился Тур. – Боги с богами –поверю. Наши боги дрались с вторгнувшимися чужими?

Придон зябко передернул плечами, хотя воздух накален, как впечи.

– А вдруг, – спросил он тревожно, – наши непобили чужих, а только загнали их сюда? И не выпускают?..

– А мы приперлись сюда сами, – сказал Тур снепонятным злорадством.

– Вот нам и настучат по голове, – сказалОлекса. – Отдыхайте, отдыхайте!.. Может быть, это последний отдых здесь.

– Или вообще последний отдых, – поддержал Туроптимистично. – Так чего сидим? Придон поднялся.

– Ты прав. Мы должны дойти.

Черные глыбы с оплавленными краями плыли навстречу,раскачиваясь, чтобы труднее их обогнуть, перебегали дорогу, старались попастьпод ноги. Иногда их было столько, что можно было принять за стадо черныхбаранов с блестящими спинами. Но попадались и обломки скал с острыми сколами,свежими изломами. Уже дважды переводили дух у самых высоких, укрываясь ответра. Придон обеспокоенно щупал свежие сколы, острые, как зазубренное лезвиеножа. Несмотря на жар, по телу прокатывалась волна холодного страха. Скалы немогли возникнуть здесь. Кто-то далеко отсюда в ярости выломал целую гору,зашвырнул сюда, в черную пустыню. Может быть, метил в другого, такого жеогромного и могучего, а каменная гора, ударившись о каменную землю,раздробились и разлетелась мелкими осколками.

Он стиснул зубы до ломоты в висках, только бы непредставлять себе такого великана, отпихнулся от «осколочка» и заставил себявстать и двигаться дальше, к кроваво-красному горизонту, где взрывались целыегоры, а земля тряслась, как будто билась в припадке.

Ветер свистел, заглушал тяжелые шаги друзей и собственноехриплое дыхание.

Валун впереди показался чересчур округлым, Придон всмотрелсяв узнаваемые очертания, вздрогнул. Исполинский череп наполовину занесло чернымпеском. Ветер треплет истлевшие лохмотья. Ржавые доспехи рассыпались, обнаживширокую грудную клетку. Высохшие костяшки пальцев все еще сжимают обломоктопорища. Череп надколот в трех местах, ребра с одной стороны перебиты. Голеньперерублена начисто, лучевая кость левого предплечья ссечена сильным ударом.

И все же чувствовалось, что воин еще долго рубил, повергал,топтал, а когда его самого сбили на землю и рубили, еще хватал и давил, вотсколько костей и черепов разбросано! То ли у них нет обычая хоронить своихумерших, то ли уцелевших осталось столько, что не справились…

Исполинские плиты черного камня, вставшие дыбом, оставалисьв красных пятнах, словно на них запеклась кровь.

Похоже, здесь принял участие в битве и маг: героя явношвырнуло спиной или боком на эти камни, потому и выбиты все ребра, а потом нанего обрушились с топорами и копьями.

Те части доспехов, что уцелели, измяты, и их толщинуустрашенный Придон определил в два пальца. А если прикинуть рост и длину рук,то рукоять топора должна быть с бревно.

– А вон настоящие развалины, – крикнул Олекса.

Груда тяжелых черных глыб, чудовищно оплавленных, спотекшими краями, показалась Придону просто разрушенной скалой. Но Олекса ужесвернул, свет падал в спину, перед ним побежали две длинные черные тени. Нет,одна черная, вторая – полупрозрачная.

Устрашенный Придон пошел следом едва ли не на цыпочках. Подногами хрустело, словно в трещинах застряли черепки.

– Не туда, – прокричал, перекрывая ветер,Олекса. – Вон дверь!

Массивная дверь из неведомого металла, похожего на бронзу,но не бронза. Какой была поверхность, что там изображено – не угадать: мириадыязвочек испещрили металл. Была бы дверь потоньше, ее уже съел бы этот свирепыйветер, постоянно швыряющий мелкие горячие камешки, крупный песок.

Придон осторожно опустил пальцы на широкий выступ: когда-тоу двери была рукоять, что сперва сплавилась, как восковая свеча, а потом ееисклевали мелкие камешки.

Под ногами угадывалась мраморная плита, сейчас тоже всявыщербленная, исцарапанная неведомыми когтями. Там же тускло блестит сераялужа, похожая на бронзовую наледь, сама мраморная плита треснула, почернела.

Грубый Тур ударил в дверь ногой. Та вздрогнула отнеслыханного оскорбления, рухнула со страшным грохотом. Открылась на дивоуцелевшая комнатка, даже не комнатка, а каморка. Пахло застарелой гарью. Подпротивоположной стеной уцелел стол, но от кресла мелкие щепки, в стене надстолом зияют оплавленные дыры.

От их движений по всей комнате взлетали и кружились ввоздухе тончайшие лохмотья серого пепла. Слева в углу большое глубокое кресло,покрытое вдобавок толстым роскошным ковром с затейливым рисунком. Придонподошел ближе, кресло изломалось, схлопнулось вовнутрь и превратилось в пепелраньше, чем ударилось о пол.

Олекса расчихался, серые хлопья закружились, как при сильномветре. Рассыпалось и то, что выглядело как ложе, а затейливые одеяла сталицветной пылью. Странно, рассеянный свет не исчез, как не сгинул и старинныйшкаф, перед которым на камне сидел человек.

Придон обошел с величайшей осторожностью, но человек нерассыпался. Мертв, мертв давно, кожа высохла и обтягивает кости черепа,глазницы смотрят провалами, однако сухие жилистые руки крепко зажали в ладоняхлиловый камень размером с крупное яблоко. Пальцы почти без кожи, та прилипла ккостям и почти слилась с ними. Человек сидит ровно, смерть не застала врасплох.Пустые глазницы смотрят на шкаф, где на полках вместо книг кувшины, чаши,кубки, чары, чарки и чарочки.