СССР и Гоминьдан. Военно-политическое сотрудничество. 1923—1942 гг. - Ирина Владимировна Волкова

как Бэйпин, Тяньцзинь, Тайюань, Баодин, Цзинань, Шанхай, Ханчжоу828. Войска Чан Кайши стремительно отступали вглубь страны, проходя по 10–20 км в сутки829.

В июле 1938 г. императорская армия развернула наступление общим направлением на г. Ухань (агломерацию, состоявшую из трех городов – Учан, Ханькоу и Ханьян). Сохранение контроля над этим густонаселенным, стратегически важным центром пересечения транспортных путей являлось одной из важнейших задач Гоминьдана.

Ведущую роль в организации обороны Уханя сыграли советские специалисты. В штаб, занимавшийся разработкой боевых операций, входили: главный военный советник при Ставке Чан Кайши – М.И. Дратвин, сменивший его в августе 1938 г. А.И. Черепанов; советник в инженерных войсках – А.Я. Калягин; по артиллерии – П.А. Шилов; по связи – Буров; по авиации – Г.И. Тхор; Р.П. Панин – советник по юго-западному направлению; А.В. Васильев – советник по северо-западному направлению830.

План обороны Уханя, представленный советскими специалистами, отражал результаты их наблюдений за тактикой китайских войск и изучения будущего театра военных действий. Учитывались неготовность китайского командования к ведению боев в условиях окружения; невозможность сконцентрировать в городе объемы боеприпасов и оружия, достаточные для организации обороны кольцевых позиций; сложный ландшафт, изобиловавший различными естественными водными преградами (реки с широкими поймами, протоки, озера, заболоченные участки, рисовые поля).

В соответствии с новым планом, предложенным взамен разработанного германской миссией, предполагалось построить три фронтальных полевых рубежа, не считая подготовки укреплений непосредственно в городе. Кроме того, советские советники считали необходимым создать ряд отсеченных позиций, обращенных фронтом на север и юг от реки. На берегах Янцзы, удобных для высадки десантов, планировалось установить заграждения, в ряде мест оборудовать артиллерийские позиции для кочующих батарей, главной задачей которых являлась борьба с кораблями противника831.

При всей сложности ситуации и превосходстве японской армии в технике НРА удалось сорвать план противника – занять Ухань к 15 августа832. В короткие сроки были отстроены оборонительные рубежи, эшелонированные в глубину с востока на запад. В 120 км от Ханькоу возведена крепость Тянь-цзячжэнь. Усиленная полевой артиллерией, она должна была препятствовать проходу японских судов вверх по Янцзы. На подступах к Уханю инженерные части НРА создали полевые укрепления, артиллерийские позиции, укрытия, командные пункты, склады833. Несмотря на недостаточную активность в обороне, рядовой и младший офицерский состав армии ГМД продемонстрировал стойкость в позиционной борьбе. На узком фронте вероятного наступления японцев создавались оборонительные «пробки», существенно замедлявшие его темп834.

Таким образом, совместные усилия командования НРА и советских военных советников позволили на несколько месяцев задержать продвижение противника в районе Уханя. Только 27 октября 1938 г. японские войска заняли город. По официальным данным китайского Генштаба, общий урон императорской армии убитыми, ранеными и пленными составил 300 тыс. человек (по японским данным, на всех фронтах за 1938 г. – около 444 тыс. человек)835. При этом если в первый год войны убыль убитыми и ранеными в войсках ГМД составила около 800 тыс. человек (5:1 к потерям японцев), то за второй год, согласно советской статистике, их потери уравнялись с японскими (300 тыс. человек)836. Вооруженные силы Японии постепенно утрачивали свои преимущества.

Оборона Уханя ярко иллюстрировала деятельность советских специалистов в Китае, но являлась лишь частным случаем среди других операций. Например, в сентябре 1941 г., действуя согласно плану главного военного советника, командованию НРА удалось сорвать очередное наступление противника на Чанша.

Однако далеко не все предложения советников воплощались на практике. Некоторые рекомендации саботировались Чан Кайши и военным министром Хэ Инцинем837. Многие проблемы советских специалистов были обусловлены средой, далекой от российских условий. Существенные отличия касались нравов и обычаев, мировоззрения, психологии людей, с которыми требовалось выстраивать диалог. По воспоминаниям В.И. Чуйкова: «Во взаимоотношениях с военными руководителями Китая нашим военным советникам следовало быть особенно осторожными, учитывая особую чувствительность этих людей к сложившимся обычаям, нетерпимость к критике, даже самой разумной»838.

Положение советников дополнительно осложняли местничество в офицерской среде, разница в воинских званиях, возрастной и языковой барьер. При разработке операций им приходилось учитывать вероятность рассогласования действий командования в Чунцине и на местах. Причина заключалась в том, что большинство генералов воспринимало подконтрольные территории как собственные владения. При ведении боевых действий они исходили из стремления к личной выгоде, а не успешности общего стратегического плана. Разница в чине также негативно влияла на результаты работы советников. Имея звание капитана или майора, они часто оказывались наставниками генералов. С этим была связана и проблема разницы в возрасте. Средний возраст советников составлял 25–30 лет, а китайских генералов – 55–70 лет839. Принимая во внимание особенности восточного менталитета, такие как строгая иерархия подчинения, уважение мнения старшего, восприятие «потери лица» как непоправимого позора, далеко не каждый из китайских командующих был готов прислушаться к рекомендациям молодого и имевшего более низкое звание советника. Сказывалось и недостаточное владение советских военных специалистов китайским языком. При нехватке переводчиков это вынуждало прибегать к двойному переводу, используя в качестве средства общения английский или немецкий язык.

Весь комплекс данных обстоятельств существенно влиял на стиль работы советников. По воспоминаниям будущего генерал-лейтенанта инженерных войск А.Я. Калягина, «военный советник должен сочетать в себе и черты дипломата: при разговорах уметь сдерживать эмоции, быть психологом, заботиться о престиже собеседника, предвидеть его намерения; давать советы и рекомендации, скрупулезно обосновывая их документами и фактами»840.

Даже при наличии опыта и ответственном подходе к своим обязанностям советским военным специалистам не удалось полностью преодолеть пассивность гоминьдановского командования в ведении боевых действий. Во многом это объяснялось сложностью внутриполитической ситуации в Китае и спецификой подхода Национального правительства к планированию военной кампании. Учитывая вероятность возобновления внутреннего вооруженного конфликта с войсками КПК, Чан Кайши стремился вывести в тыл и сохранить наиболее боеспособные подразделения и большую часть артиллерии. Кроме того, оценивая международную обстановку второй половины 1930-х гг., руководство ГМД исходило из неизбежности вступления СССР и США в войну с Японией. Поэтому, по словам В.И. Чуйкова, «оно [китайское правительство] считало, что выгоднее выждать время, чем бросать войска в наступление и тем самым ослаблять их и подвергать опасности возможного уничтожения»841.

На начальном этапе войны ситуация на фронте складывалась не в пользу Гоминьдана. В то время как сухопутные подразделения НРА по мере своих способностей сдерживали продвижение противника, положение китайских ВВС и сил ПВО оказалось критическим. Надежда исключительно на внешнее вмешательство в данной обстановке фактически означала полное поражение. Угроза для сил сопротивления, которую несло превосходство Японии в воздухе, заставила Чан Кайши уделить авиации особое внимание.

По сравнению с предыдущими конфликтами в период японокитайской войны 1937–1945 гг. влияние ВВС на ход боевых операций существенно возросло. В Китае их интенсивному