Живым голосом. Зачем в цифровую эру говорить и слушать - Шерри Тёркл

Рид этого не сказала, однако было бы логичным так продолжить ее мысль: “выключать дружеские отношения подобно тому, как прерывают диалог в интернете”. После этого упражнения у завуча возникло подозрение, что дети обращаются с другими людьми как с “приложениями”, как со средством достижения той или иной цели. Рид замечает, что ученики то и дело спрашивают друг друга: “Можешь сделать это для меня?”, а потом, по словам завуча, “они просто «переключаются» на кого-то другого вне зависимости от того, выполнена их просьба или нет”[150].

Рид встревожена тем обстоятельством, что обычаи, сформировавшиеся в ходе “зафренживания” начинают распространяться и на обычаи дружбы в реальности, в повседневной жизни. Она говорит:

Педагоги школы Холбрук надеются, что ко времени учебы в средней школе дети будут удовлетворены возможностью спокойно работать над своими проектами в области искусства, науки или литературы. По словам учителей, они пришли в профессию, чтобы в радостном волнении наблюдать, как дети обнаруживают у себя тот или иной дар и умение на нем сконцентрироваться – как в часы занятий, так и в свободное время. Однако на нашей встрече преподаватели с сожалением отмечают, что теперь лишены этого удовольствия. Ученики не могут сосредоточиться, у них не бывает времени простоя, а если и бывает, то это их очень раздражает. Уже в шестом классе дети приходят в школу со смартфонами и планшетами, буквально увязая в постоянном потоке сообщений, которые, по их мнению, требуют немедленного ответа. Преподавателям известно, какие порядки существуют у учеников в этом отношении. В школе Холбрук учащийся должен ответить на сообщение друга в течение нескольких минут.

Конечно же, дети обмениваются информацией в знак принадлежности к некоей общности – в ход идут забавные видео, шутки, фотографии, еще какие-то штуки, рассылаемые по интернету в этот день. “Все это для обозначения принадлежности”, – говорит один педагог. Другой отмечает: “Такое впечатление, что ребята проводят целый день, собравшись в круг и обмениваясь подвесками для своих браслетов. Однако в этом кругу у них никогда не бывает передышки”.

Педагогам известно, что ученики переписываются под партой и специально выходят в туалет, чтобы отвечать на сообщения в телефонах, а теперь цифровые устройства проникают уже и на спортивные поля. Преподаватели хотели бы, чтобы школа стала местом, где ученики могли бы отвлечься от постоянного напряжения, связанного с перепиской. Но все больше и больше учебного материала подается в электронном виде, поэтому ребята так и не могут отдохнуть от устройства, которое их отвлекает.

На встрече с очередной группой учителей средней школы я слышу похожие мнения: ученики ведут долгие откровенные беседы в интернете, но, встретившись в школе на следующий день, могут фактически игнорировать того, с кем накануне откровенничали онлайн. Видимо, учащимся важнее поддержка, исходящая от большого количества “лайков” в сети, нежели разговоры с глазу на глаз. Вот учителя и беспокоятся, что в отсутствие личных бесед у ребят не развивается способность к эмпатии или умение слушать собеседника.

Преподаватель средней школы отмечает: “Одна девочка сказала мне: «У меня в телефоне всегда тринадцать сообщений, оставленных без ответа. Тринадцать человек пытаются до меня достучаться»”. Такой пример коммуникации тревожит педагога. Выходит, мобильное устройство понадобилось ученице не для общения, а для повышения самооценки. Учитель спросил девочку, как, с ее точки зрения, могут чувствовать себя люди, чьи сообщения она оставила без ответа. Видимо, этот вопрос сбил ученицу с толку. Она призналась, что, в сущности, никогда не задумывалась об их чувствах.

Проблемы, о которых мне рассказали в Холбрук, кажутся столь же актуальными и через два года после посещения этой школы. Зимой 2015-го я побывала у Грега Адамса, директора средней школы Рэдуэй в Нью-Йорке. Директор рассказал мне о шестикласснике Луисе: его отец совершил самоубийство годом раньше. Из-за семейной трагедии Луис стал ранимым и очень зависимым от сестры по имени Хуанита – она на год старше.

Как-то раз Анна, одноклассница Луиса, рассердилась из-за того, что он перебил ее в школьном буфете, когда она пыталась поговорить с Хуанитой. На следующий день в школе Рэдуэй случился переполох. Оказывается, Анна запостила на Facebook фразу: “Надеюсь, Луис кончит так же, как его отец”. Адамс вызвал ученицу к себе в кабинет. Директор рассказывает о своем состоянии: “[Я] был разгневан, с трудом держал себя в руках. Я просто кипел от ярости”. На вопрос директора: “Зачем? Зачем ты это сделала?” Анна ответила: “Это всего лишь Facebook”. Адамс понял – ученица вообще не воспринимает случившееся как нечто реальное.

Директор самым решительным образом вознамерился “сделать так, чтобы Анна почувствовала себя на месте Луиса”. У себя в кабинете он сказал девочке: “Мы никуда не уйдем, пока я не заставлю тебя плакать. Мы просто не выйдем из этого кабинета, пока ты не расплачешься”. По словам Адамса, для этого ему понадобилось около пятнадцати минут. “А потом, – сказал директор, – мне, конечно же, пришлось позвонить маме Анны, чтобы объяснить ей, почему я довел ее дочь до слез”. Однако слезы девочки не убедили Адамса. Facebook каким-то образом навел ее на мысль, что можно считать других людей объектами, которым нельзя причинить боль, – и что жестокость в соцсети вроде как и жестокостью не считается.