Живым голосом. Зачем в цифровую эру говорить и слушать - Шерри Тёркл

“Друзья для того и существуют, чтобы помогать друг другу в кризисной ситуации”, – считает Кристен. Вот поэтому она так часто оказывается в туалете, пропуская занятия.

Оказавшись вместе, друзья зачастую невнимательны друг к другу: для каждого из них оказывается намного удобнее спрятаться в собственном мире. Но когда они порознь, то превращаются в “отряд быстрого реагирования”. Удивительно, как часто это отражает поведение их родителей (согласно их собственному описанию): когда дети вне дома, родители превращаются в “вертолеты”, низко кружащие над местностью; а когда дети при них, родители позволяют себе уткнуться в телефоны. В этом наш парадокс. Когда мы порознь: гипервнимание. Когда мы вместе: невнимание.

Вероятно, причины популярности дружеской поддержки в интернете и постоянной готовности к “непредвиденным обстоятельствам” заложены еще в детстве. Таким образом, дети общаются с родителями, которые оказываются в доступе куда реже, чем этого хотят дети, да и самим родителям наверняка хотелось бы чаще общаться с детьми вживую.

Средняя школа: чувство эмпатии

Вспомним Холбрук – среднюю школу на севере штата Нью-Йорк, куда меня пригласили, чтобы проконсультировать преподавателей, обеспокоенных нехваткой эмпатии у детей.

Во время встречи я по кругу опрашиваю всех сидящих за столом, и более двадцати учителей по очереди говорят о своих тревогах: похоже, ученики склонны заводить только поверхностные знакомства. В последние годы общение учителей с учениками становится все более напряженным. Складывается впечатление, что ребята не особенно заинтересованы и друг в друге. Прислушиваясь к беседам учеников, педагоги узнают: “Между собой ребята обсуждают то, что у них в телефонах”. Преподаватели встревожены: смогут ли ученики усвоить основы беседы – умение слушать и говорить по очереди?

Во время первого кофе-брейка учителя проговариваются о том, чего не готовы были признать во время нашей официальной беседы:

Школа Холбрук не является заведением для детей с эмоциональными или когнитивными трудностями. Это частная школа; чтобы поступить туда, нужно сдать непростые экзамены. И вот руководство школы обнаруживает, что студенты, подающие надежды в плане учебы, развиваются не так, как этого от них ожидали. Ава Рид, завуч школы, говорит об этом со всей прямолинейностью: “Даже в девятом классе ученики неспособны взглянуть на проблему с точки зрения другого человека”. Многим учащимся, видимо, не хватает терпения, чтобы дать своим товарищам высказаться. Трое педагогов поддерживают завуча: студенты испытывают трудности с эмпатией, которая требуется для беседы – а в то же время беседой воспитывается.

Поскольку Холбрук – маленькая частная школа, педагоги располагают достаточным временем, чтобы стать для учеников наставниками как в эмоциональном, так и в интеллектуальном смысле. Именно поэтому им нравится преподавать в школе Холбрук. Однако, по их собственному признанию, теперь им все сложнее выполнять свою работу так, как раньше. Они впервые почувствовали, что должны прямо и открыто обучать эмпатии и даже тому, как говорить по очереди. Один из педагогов убежден: “Эмоциональный интеллект должен стать отчетливо сформулированной частью нашей учебной программы”.

Преподаватели высказывают различные суждения о том, почему в последнее время происходят столь явные изменения. Возможно, когда их ученики росли, они предпочитали компьютерные игры книгам, вследствие чего их воображение не развивалось. Вероятно, компьютерные игры отвлекали их от детской площадки, где они могли бы совершенствовать свои навыки общения. Может быть, ребята перегружены учебой. Наверное, они недостаточно практикуются в общении, когда приходят домой. Видимо, их родители слишком заняты своими делами – в телефонах и компьютерах. Разговор с педагогами постоянно вращается вокруг технологий. Учитель истории подытоживает свои соображения о влиянии технологических факторов: “Мои ученики настолько зациклены на своих телефонах, что совершенно разучились уделять внимание уроку, или самим себе, или другому человеку, а также смотреть друг другу в глаза и видеть, что происходит”.

По мнению еще одной преподавательницы школы Холбрук, дружеские отношения учеников больше не носят эмоциональный характер, а превращаются в средство достижения целей. Похоже, в своих дружеских привязанностях ребята руководствуются тем, что другой человек может для них сделать. Педагог называет такие отношения “Кто меня прикроет?” По словам преподавательницы, в этих отношениях происходит следующее: “Вы пользуетесь [дружбой], а потом двигаетесь дальше”. Дружеские отношения по принципу “Кто меня прикроет?” являются лишь тенью дружбы – так же, как время, проведенное наедине с телефоном, является лишь тенью уединения. В обоих случаях вы получаете суррогат, внушающий вам мысль, что вы обрели то, чего на самом деле у вас нет. Возможно, такие суррогаты заставляют вас забыть о том, что вы потеряли.

Завуч Ава Рид приносит на встречу группы результаты небольшого упражнения (по сути дела, маленького эксперимента). Одна из должностных обязанностей завуча – руководить консультативными группами, примерно по двадцать учеников каждая. Рид попросила участников этих групп перечислить три качества, которые они хотели бы видеть в своем друге. Из более чем шестидесяти респондентов только трое упомянули преданность, заботу, доброту или сочувствие. Большинство учащихся хотели бы дружить с теми, кто может их рассмешить, сделать счастливыми. Вот что пишет один из учеников: “Когда я рядом с кем-то, я счастлив”. По словам Рид, она вынуждена сделать вывод, что эти учащиеся не понимают или не способны оценить всего того, чем может быть “лучший друг”. Ведь лучшие друзья – это не просто развлечение или гарантия, что человек не останется один. Лучшие друзья – те, кто для вас что-то значит. Это те, кому вы готовы открыться. Больше узнавая о них, вы узнаете о себе. Однако Рид отмечает, что эти уроки сложно усвоить в интернете.

Завуч подводит итоги упражнения “Какие качества вы хотели бы видеть в своем друге?”: