Судьба Нового человека. Репрезентация и реконструкция маскулинности в советской визуальной культуре, 1945–1965 - Клэр И. Макколлум

этом случае, несмотря на раздражение из‐за сохраняющегося «двойного бремени» у некоторых женщин, писавших подобные письма, их высказывания были направлены на то, чтобы только вовлечь мужчин в помощь по хозяйственным делам, а не на то, чтобы они взяли на себя основную часть женских обязанностей по дому. Такие задачи, как выбрасывать мусор или приносить воду, часто представлялись как уместные для мужчин, в то время как готовка или уборка заслуживали особой похвалы [511]. Дискуссия о роли мужчины в доме не была ограничена лишь страницами женских журналов — в ходе опроса, проведенного «Комсомольской правдой» в декабре 1961 года под заголовком «Кого раскрепощать — мужчин или женщин?», один из респондентов-мужчин возражал: «Мне кажется, что скоро придется говорить о „раскрепощении“ мужчин… Ребенка отводит в детский сад и приводит домой супруг, он же ходит в магазин и занимается с ребенком… По-моему, пора кончить кричать о помощи женщинам» [512]. Один из вопросов, поставленных в рамках этого исследования, звучал так: «Что из следующего было бы наиболее важно для устранения признаков подчиненного положения женщины в повседневной жизни?» В качестве одного из возможных вариантов ответа было предложено «участие мужа и детей в ведении домашнего хозяйства», но такое решение не рассматривал никто из респондентов, чьи комментарии в ближайшие дни были опубликованы в газете — задачи участия мужчины в домашнем хозяйстве считались менее значимыми в сравнении с руководящими инициативами [513].

Учитывая отсутствие ясности и общего мнения по поводу того, какую роль мужчина должен играть в доме, неудивительно обнаружить тот факт, что изображения советского мужа и отца, участвующего в домашних делах, в самом деле были очень редки. В сталинскую эпоху, за исключением одной или двух фотографий, на которых мужчина выполнял простые задачи по дому в духе «сделай сам» (наподобие развешивания картин), он не изображался как активный созидатель домашнего очага — напротив, мужчина в доме оказывался исключительно отцом. После 1953 года мало что изменилось. Единственным жанром, обращавшимся к теме участия мужчины в домашней работе, была карикатура: соответствующие произведения публиковались и в общественно-политических изданиях, и на страницах сатирического журнала «Крокодил». И все же, несмотря на то что в 1950‐х годах это было новой тенденцией, подобные изображения появлялись в печати главным образом в преддверии Международного женского дня (8 марта). В них постоянно присутствовало допущение, что сочетание мужчины и домашней работы — готовый рецепт катастрофы.

Шаблонный сюжет для таких карикатур сложился быстро. В 1958 году в «Советской женщине» была опубликована карикатура-комикс о том, как муж пытается устроить стирку, но ему удается лишь залить квартиру грязной водой. Это была одна из первых работ, где был задействован новый юмор [514]. В другой карикатуре, опубликованной в марте 1965 года, исходная ситуация несколько отличалась: на ней изображена группа мужчин, которые маршируют строем по улице, наряженные в цветастые передники и вооруженные предметами домашней утвари, в то время как женщины наблюдают за этим с трибуны — явная пародия на военные парады, проходившие на Красной площади. Здесь участию мужчин в домашних обязанностях придается определенный героический ореол, как будто им предстоит столкнуться лицом к лицу со смертельно опасным врагом, а не с кучкой пыли и несколькими грязными тарелками [515]. Тем не менее, как и на карикатурах, авторы которых шутили над непригодностью мужчин в подобных мероприятиях, основная мысль здесь сформулирована четко: участие мужчины в домашней работе — это некое отклонение, событие, которое не вписывается в нормальные ритмы семейной жизни. Представление о том, что советский мужчина, когда речь заходила о домашних обязанностях, напоминал рыбу, вытащенную из воды, находило отклик в рассказах и фельетонах, также публиковавшихся в указанных журналах. Советский мужчина в них постоянно изображался «лишенным власти над домашним пространством, которое обустраивалось женщинами и наполнялось „феминными“ объектами или новомодной обстановкой, подавлявшей или одурманивавшей их» [516]. Тем не менее интересно, что если взрослые мужчины обычно изображались удручающе неспособными к выполнению даже самых элементарных задач по дому, то на паре плакатов можно обнаружить мальчиков, блестяще справляющихся с домашней работой: например, на плакате 1957 года Н. Вигилянской и Ф. Качелаева изображен мальчик, моющий посуду на кухне вместе с матерью и сестрой [517]. Подобные произведения иллюстрировали идеи, находившее поддержку в педагогической литературе того времени, о том, что участие детей в домашних делах — это принципиальный момент самостоятельности и строгой трудовой этики [518].

В интервью, взятых Эттвуд в рамках ее исследования смешения гендерных стереотипов в период оттепели, мать одиннадцати детей рассказывала о том, как над ее сыновьями насмехались друзья, потому что те занимались стиркой. В ответ на это мальчики заставили своих приятелей усомниться в их мужественности, возразив, что партизаны во время войны сами стирали свои вещи [519]. Таким образом, «женской работе», которая могла вызывать пренебрежительное отношение, придавался новый, почти героический, статус, когда она выполнялась мужчинами за пределами дома и была связана с выживанием. Эта идея — выживание в суровых условиях без домашнего комфорта — вновь оказалась кстати во время переселения на невозделанные земли Казахстана и Сибири, хотя теперь она и не имела столь радикального воплощения, как во время войны. Данный момент можно разглядеть на картинах Ростислава Галицкого «Любовь — не картошка» (1954) и Игоря Кабанова «Жизнь молодая» (1955–1959?), на которых изображены пары, занимающиеся совместным приготовлением еды [520]. В отличие от карикатур, высмеивавших неумелость мужчин в этом занятии, обычно приводившую к окутанной дымом кухне и обугленным сковородкам, здесь задача приготовления еды на примитивном очаге на свежем воздухе изображена как одна из сторон вдохновляющего образа жизни первопроходцев целины и в целом лишена гендерных коннотаций [521].

Появление карикатур, в которых в шутливой форме признавалось недостаточное участие мужчин в ведении домашнего хозяйства, а также нескольких картин, изображавших мужчин на целине, участвующих в рутинных делах, само по себе было значимой тенденцией. В то же время нельзя отрицать, что художественная репрезентация мужчины в доме была очень ограниченной. Иными словами, его главной ролью, как и в конце сталинской эпохи, была роль отца — но отличие будет состоять в том, что в период оттепели отца станут изображать чаще и более масштабно.

Десталинизация отцовства

После откровений Хрущева на ХХ партсъезде в 1956 году идея патерналистского государства была поставлена под сомнение, и озабоченность возвращением к идеалам ленинизма в период оттепели можно во многом рассматривать симптомом этого процесса: отрицание сталинистского «уклона» вновь делало основой советского общества ценности братства, характерные для революционных времен. Тем не менее отвержение символического отца приведет к