Саперы - Артем Владимирович Драбкин

дороге я впервые попал под сильную бомбежку, и сам понял, какой это ад… А с этого рубежа дивизия отошла только в конце сентября, и нас оставалось только процентов 30 из тех, кто начинал… Причем отходили беспорядочно, паники не было, но было как-то неприятно. Но уже в декабре дивизия была полностью укомплектована.

Вы знали или догадывались, что Красная армия понесла в начальный период войны большие потери?

Мы слушали сводки и видели, какие территории оставили, но подробностей, конечно, не знали. Это был тяжелый период, неудачи наших войск и их отход вызвали у многих людей моральную подавленность. А еще тяжелее было, когда население, в основном старушки, подходили к нам и спрашивали: «Вы не пустите сюда немца? А?» или «Может, нам уезжать отсюда?»…

Не появились сомнения в нашей победе?

Определенные сомнения были, и не у одного меня. Был, например, такой эпизод, еще до контрнаступления под Тихвином. На нашем участке к немцам перешла целая стрелковая рота!!! вместе со всеми командирами. Только политрука они застрелили. И временно мою саперную роту расположили на переднем крае вместо нее. Но когда началась блокада, была уже полная уверенность, что мы победим, хотя положение было очень серьезное. Особенно подняло боевой дух наше удачное контрнаступление под Тихвином. Причем немцы там отходили, как мы, беспорядочно. Бросили уйму транспорта, везде валялись трупы немецких солдат. Я все это видел лично.

А в январе 1942-го меня назначили полковым инженером нашей 857 сп дивизии. Запомнились кровавые бои за ст. Погостье, причем было понятно сразу, что наша обескровленная дивизия не справится с этой задачей. Станцию немцы очень сильно укрепили, а вокруг нее были топкие и непроходимые даже для легких пушек болота… Фактически от дивизии остался только ее номер, но нам повезло, нас заменила другая часть.

А нашу дивизию передали в состав 8-й армии, и мы стояли в обороне между Ладожским озером и ст. Мга. Служба там запомнилась мне на всю жизнь… Труднопроходимые лесные заросли и болотные хляби. Постоянные дожди и никакой возможности окопаться. И в этих условиях, под огнем противника в сжатые сроки мы возводили оборонительный рубеж. Делали земляные насыпи, ДЗОТы (клали в один сруб, второй поменьше, наподобие матрешки, а пространство между ними заполняли грунтом), а вместо окопов делали заборы… Вообще я бы хотел сказать о саперах. Вы, например, знаете, как отбирали в саперы? Когда приходило пополнение, первыми выбирали людей разведчики. Тут все понятно. Вторыми всегда выбирали саперы. Я старался выбрать людей с какой-нибудь подходящей гражданской специальностью, например плотник, и, конечно, привыкших к физическому труду. Ведь, помимо всех фронтовых опасностей, сапер — это еще и постоянный, тяжелейший физический труд… Солдаты, которые уже служили саперами, придя в новую часть, не хотели вновь становиться саперами. Но их желания и не спрашивали… И только после нас выбирали связисты, а уже потом артиллеристы и пехота.

Там был такой забавный эпизод. Мы с подчиненными возвращались после минирования к месту нашей стоянки, и тут из-под куста выскочил заяц, а это же мясо. Я выхватил у одного из солдат винтовку и, гоняясь за зайцем, начал стрелять в него. Ко мне присоединились несколько солдат, и со стороны могло показаться, что идет бой. Я несколько оторвался от солдат и наткнулся на немца в маскхалате, который следил за стреляющими солдатами. Увидев меня, он начал поворачиваться, чтобы выстрелить в меня, но я его опередил. Я хотел выстрелить еще раз, но патронов больше не было. Я «сдрейфил», прямо говорю, и побежал за солдатами. Мы вернулись, но кроме лужи крови никого не нашли. А на следующий день этот немец сам сдался в плен сержанту Никишину, т. к. был ранен мною в бедро и понимал, что уйти далеко не сможет. Сержанта, который отвел немца в штаб, наградили медалью «За боевые заслуги», а про меня солдаты шутили, что их «геройский командир стрелял в зайца, попал в немца, но ни того, ни другого не поймал, а вот Никишин, как жених невесту, привел немца в штаб». Оказалось, что это была у нас в тылу разведывательно-диверсионная группа, которая корректировала бомбежки и артиллерийский огонь. И это был единственный раз в моей жизни, когда я видел, что стреляю в человека…

В начале августа 1942-го нашу дивизию перебросили к Черной речке, где нас отделяло от Невской Дубровки всего 16 километров. И вскоре мы поняли, что здесь готовится наше наступление, хотя местность для этого была совсем непригодная: сплошные леса с обширными участками болот, труднопроходимых даже для пехоты. Но все-таки 27 августа наступление началось — это была первая попытка по прорыву блокады. За два дня наступления в тяжелейших условиях нам удалось продвинуться на 7–8 километров. Но затем мы остановились, т. к. немцы поменяли тактику, а главное, нам не давала житья их авиация. Налет сменялся налетом, от леса, где сражался наш полк, не осталось ничего… К середине сентября до соединения Ленинградского и Волховского фронтов местами оставалось 2 километра. И я по сегодняшний день задаю себе вопрос, почему нам не отдали приказа закончить начатое? Почему мы остановились? Нам казалось, что еще одно усилие, один бросок, и блокада будет прорвана.

В то же время немцы начали свое наступление, и мы, оказавшись в окружении, в конце сентября получили приказ отойти на исходные рубежи. Естественно, полностью прекратилось снабжение боеприпасами, продовольствием и медикаментами… Наш полк оставался прикрывать отход дивизии. От полка к этому времени осталось только около сотни солдат и пять командиров, старшим из которых был я, капитан… С большим трудом, истощенные и уставшие, но вышли вместе с тяжелоранеными к сборному пункту. Там собралось несколько десятков тысяч солдат, превратившихся в неуправляемую толпу, которая никому не подчинялась. Никакого «коридора» не было и в помине. Слышны были только ругань, стоны раненых и крики о помощи попавших в трясину, но на них никто не обращал внимания… Положение усугублялось еще и тем, что вокруг этого пятачка были болота, и разбежаться было нельзя… А немцы постоянно обстреливали и бомбили эту толпу… Каждый, каждый осколок находил себе цель… Трудно передать словами ад, творившийся там… Это была фабрика по производству человеческого мяса… И вдруг на разбитую машину поднялся невысокий, худой человек в форме полковника и крикнул: «Кто желает идти на штурм немцев у Черной речки — за мной!» Задохнулся и добавил: «Кому повезет, будет жить». И эта серая масса людей всколыхнулась, поднялась и двинулась по болоту на немцев… Огонь был фактически в упор, напирающие