Роза Марена - Стивен Кинг

Одного сверчка она еще могла принять и объяснить, но трех? Вкомнате на втором этаже? Как, скажите на милость, истолковать это?

Затем Рози увидела еще кое-что — маленький предмет,застрявший в щели между двумя половицами рядом с дохлыми сверчками. Онаопустилась на колени, выудила его оттуда и поднесла к глазам.

Это оказался цветок клевера. Крошечный розовый цветокклевера.

Она опустила взгляд к щели, из которой достала цветок, сновапосмотрела на пару дохлых сверчков, затем медленно перевела взгляд, скользнувпо кремовой стене, к картине… картине, висевшей у окна. Она поглядела настоящую на холме Мареновую Розу (нормальное имя, не хуже и не лучше остальных),рядом с которой щипал травку недавно появившийся пони.

Отчетливо слыша стук собственного сердца — тяжелый,медленный, приглушенный барабанный бой в ушах, — Рози подошла ближе,наклонилась над мордой пони, наблюдая за тем, как образы растворяются,превращаясь в перекрывающие друг друга мазки старых красок с едва заметнымиканавками от кисти. Под мордой пони она рассмотрела темные, как лес, и светлые,как оливки, зеленые пучки травы, выполненные быстрыми последовательнымидвижениями кисти художника. На зеленом фоне разбросаны маленькие розовые точки.Клевер.

Рози посмотрела на крошечный розовый цветок, уютноустроившийся на ладони, затем поднесла руку к картине. Цвета совпадалиидеально. Неожиданно — не осознавая, что делает, — она дунула на ладонь,посылая крошечный цветок в картину. Какое-то мгновение ей казалось (нет,неверно — на мгновение она почувствовала полную уверенность в том, что этослучится), что крошечный розовый шарик проскочит через полотно и попадет в мир,созданный неизвестным художником шестьдесят, восемьдесят, а то и сто лет назад.

Разумеется, ничего подобного не случилось. Розовый цветокстукнулся о стекло, закрывающее холст (удивительно, что написанная масломкартина взята под стекло, сказал Робби в тот день, когда они познакомились),отскочил и упал на пол, несколько раз подпрыгнув, как скатанная в плотный шариктуалетная бумага. Может, картина и волшебная, но прикрывающее ее стеклосовершенно обыкновенное.

«Тогда как же сверчкам удалось выбраться? Ты ведь,признайся, считаешь, что именно это и произошло, верно? Что они каким-то образомпопали в комнату из картины, не так ли?»

Да поможет ей Бог, но она считала именно так. Ей подумалось,что в те часы, когда она покидает комнату и оказывается среди других людей,подобная мысль не вызовет у нее ничего, кроме смеха или недоумения, но сейчасона полагала именно так: сверчки выпрыгнули из травы у ног женщины в мареновомхитоне. Что они неведомым путем перебрались из мира Мареновой Розы в мир РозиМакклендон.

«Но как? Не могли же они просочиться сквозь стекло?»

Нет, разумеется, нет. Это глупо, но… Рози протянула руки(слегка дрожащие) и сняла картину с крючка. Она унесла ее в кухонную нишу,поставила на стол, затем перевернула. Написанные углем буквы стерлись донеузнаваемости; не знай она, что раньше на оборотной стороне полотна стояло:«МАРЕНОВАЯ РОЗА», ей ни за что не удалось бы прочесть надпись.

Нерешительно и боязливо (возможно, страх присутствовалпостоянно, но лишь теперь она ощутила его в полной мере) она дотронулась добумажной подкладки. Бумага зашуршала и затрещала. Затрещала слишком сильно. Акогда Рози ткнула в нее пальцами чуть пониже, туда, где коричневая бумагаскрывалась под рамкой, то почувствовала, что под ней что-то есть… какие-томелкие предметы…

Она сглотнула; горло ее так пересохло, что глотать былобольно. Одеревеневшей рукой, принадлежащей, казалось, совершенно другомучеловеку, она выдвинула ящик кухонного стола, порывшись, нашла нож для разделкимяса и медленно поднесла лезвие к коричневой бумажной подкладке картины.

«Одумайся, дура! — закричала Практичность-Благоразумие. — Неделай этого, ты ведь не знаешь, что там обнаружится!»

Она на секунду или две прижала кончик ножа к коричневойбумаге, готовая вспороть ее, затем передумала и отложила нож. Подняв картину,посмотрела на нижнюю часть рамы, отмечая удаленным уголком сознания, что ееруки колотит сильная дрожь. То, что она увидела — трещину размером в четвертьдюйма в самом широком месте — совсем ее не удивило. Она снова поставила картинуна стол и, придерживая ее правой рукой, левой — более развитой и умной —поднесла нож к коричневой подкладке картины.

«Не надо, Рози! — В этот раз Практичность-Благоразумиепросто стонала, — Пожалуйста, не делай этого, ради всего святого, оставь ее впокое!» Только, если задуматься, советы она дает никудышные: послушайся Розимиссис П. — Б. в первый же раз, то до сих пор жила бы с Норманом. Или умиралабы с ним.

Острием ножа она вспорола бумажную подкладку в самом низу,там, где нащупала какие-то маленькие предметы. Из-под бумаги на стол вывалилосьполдюжины сверчков — четыре дохлых, один едва живой и слабо дергающий лапками,шестой вполне резвый; последний тут же прыгнул и угодил в раковину. Вместе сосверчками выпало еще несколько розовых круглых цветков клевера, несколькотравинок… и кусочек упавшего с дерева сухого листа. Рози подняла его и слюбопытством принялась разглядывать. Это был дубовый лист. Она почти несомневалась.

Работая осторожно (и не обращая внимания на голос миссисПрактичность-Благоразумие), она обрезала бумажную подкладку вдоль всей рамы. Настол упало еще несколько подобных сокровищ: муравьи (большей частью дохлые, нотри или четыре все еще ползали), пухлый шмель, лепестки ромашки (какие отрываютот цветка, приговаривая: «Любит — не любит, любит — не любит»)… и несколькополупрозрачных белых волосков. Она поднесла волоски к свету и невольно ещекрепче сжала картину правой рукой, чувствуя, как по спине пробирается дрожь,словно поступь тяжелых ног по крутой лестнице. Рози знала, что если отнесет этиволоски к ветеринару и попросит взглянуть на них под микроскопом, тот скажет,что это клочки лошадиной шерсти. Вернее, если быть точным до конца, что онипринадлежат маленькому тощему пони, Пони, который в эту минуту пощипываетзеленую траву в ином мире.

«Похоже, я схожу с ума», — подумала она спокойно, и это былне голос Практичности-Благоразумия; это был голос ее собственного сознания, еенастоящего эго, В нем не ощущалось ни истеричности, ни страха; он звучалхолодно, здраво, с некоторым оттенком удивления. В таком же голосовом регистре,подумала она, ее сознание отметит неизбежность смерти в тот день, когда ееприближение станет очевидным.

Но суть-то в том, что на самом деле она не верила в потерюрассудка, по крайней мере, в том смысле, в каком человек вынужден смириться,скажем, с мыслью о неминуемости смерти от раковой опухоли, когда болезнь зайдетслишком далеко. Она вспорола подкладку своей картины, и оттуда выпали пучоксухой травы, щепотка волосков и горстка насекомых — часть которых ещешевелилась. Что в этом сверхъестественного? Несколько лет назад она прочластатью в газете, где говорилось о женщине, обнаружившей под холстом старого фамильногопортрета целое сокровище: совершенно не потерявшие своей ценности, даже,наоборот, увеличившие ее многократно золотые акционерные сертификаты. Посравнению с той находкой несколько жучков — сущий пустяк.