Юджин - повелитель времени. Книга 5. Любовные чары - Гай Юлий Орловский

—Милый?

—Можешь заказать себе модель во плоти, — сооб­щил я. — Вообще-то я против всяких анероидов в доме... тьфу, андроидов, но ты — другое дело. Постарайся не истратить всю сумму, хотя...

Она спросила с интересом:

— Что, милый?

Я отмахнулся.

— Да так, почудилось. Но, думаю, я еще заработаю. В общем, сделай такую же красотку, какая ты на экране.

Она сказала счастливо:

—Ой, тогда и покувыркаемся в постели?

—Обязательно, — пообещал я. — Выполняй. Кстати, покорми Яшку, что-то худой какой-то.

Она послала мне воздушный поцелуй в стиле Мерилин Монро, в моду снова входит это сдувательное дви­жение с ладони, улыбнулась, и экран погас. Хотя, ко­нечно, может без труда делать одновременно десяток, если не сотню, дел, но это потому, что нужно выполнять такое задание, пока я не передумал.

Едва вышел на кухню, намереваясь пошарить в хо­лодильнике, раздался звонок, я на автомате сказал «можно».

На всю стену возникло лицо Мариэтты, чуточку не­достает пикселизации, пора сменить часы на более про­двинутую модель, а она, всмотревшись в меня, сказала с отвращением:

—Какой-то ты весь нерезкий...

—Я мягкий, — подтвердил я, — интеллигентный и коллаборационирующий... во слово откопал! Упасть, не встать.

—Ладно, — сказала она, — знаю, специально поло­вину пикселей убрал, чтобы свою темную суть спрятать. Хоть помнишь, что ты еще под подозрением?

—Не слышал насчет подписки о невыезде...

—Скоро будет, — пообещала она. — Мы над этим работаем. Но пока ты на свободе, но под нашим наблю­дением!

—Ага, — сказал я, — ну да... Так бы и сказала, что жаждешь приехать. Прямо рвешься с поводка, землю гребешь лапами.

Она возразила с возмущением:

—Я такое не говорила!

—А между строк? — спросил я. — Ладно, приезжай, но при условии... Да-да, чесать меня будешь долго и старательно. И одеяло не стягивать!

—Свинья ты, — заявила она. — У меня еще час дежурства, а потом изволю. По твоей настойчивой просьбе.

—Снизойди, — сказал я, — снизойди.

—Я сегодня добрая, — сообщила она, — Не знаю с чего.

—Съела что-то, — сказал я озабоченно. — Но ниче­го, у тебя это ненадолго. Озвереешь быстро, я тебя знаю.

—Еще бы, — согласилась она, — с тобой да не озве­реть!

И сразу вырубила связь, чтобы я не успел вякнуть. Для женщины оставить за собой последнее слово — это одержать победу, и неважно, какую хрень порола.

Вообще-то могла бы приехать и без предупрежде­ния, но у меня в постели могла к тому времени оказаться другая с вот такими, и хотя теперь это не про­блема, но Мариэтта не из тех, кто потерпит другую женщину.

Положив пистолет и кобуру на стол, полюбовался, потом разобрал на части и долго щупал каждую, вникал, ощущал, мы же из одних и тех же атомов, но я вот ато­мами своей руки, к примеру, командую еще как, могу в зубы дать, могу фигу показать, потому и этими писто­летными атомами должен, между нами совершенно нет никакой стены, потому что между мной и частями это­го пистолета только воздух, а он из таких же точно ато­мов...

На мгновение стало страшновато, вообще вообра­жать такое слишком отчетливо не рекомендую, а то и сам могу рассыпаться на атомы, но на столе разом ста­ло чисто, а потом пистолет возник уже в собранном виде.

Я с великим облегчением перевел дыхание. Что-то я слишком далеко забрался, надо поумерить прыть, а то вскочу в такое, что уже не смогу вернуться.

С кобурой получилось куда проще: всего два сое­диненных между собой полукольца, создал сразу, рассыпал на атомы и снова собрал, а с третьей попыт­ки уже собрал прямо на поясе, где она и должна быть. Хотя, конечно, могу и под мышкой, но там пока нет ремня.

От пункта охраны пришел сигнал, ко мне двигается гость, я увидел на экране фото Мариэтты, сделанное через лобовое стекло, покрутил головой по комнате, но вроде бы прятать ничего не нужно.

Через минуту вдали показалось такси, я вышел на крыльцо, такси быстро развернулось у ворот, высадив Мариэтту, и умчалось.

Я заорал с издевкой:

— А почему не на полицейской?.. Да еще без мигал­ки?.. Выгнали?

Она прошла через калитку, фыркнула.

—Тебе надо, чтобы соседи видели, как к тебе пова­дилась полиция? А твоя репутация?

—Сразу вырастет, — заверил я.

—С чего бы?

—И сам почувствую себя таким опасным, — пояс­нил я, — и соседи будут кланяться, а то и вовсе обходить стороной. Слава бандита — лучшая слава в наше демо­кратичное время!.. Каждый бандит — потенциальный олигарх.

—Уже нет, — отрезала она злорадно. — Каждый оли­гарх в прошлом бандит, но время пиратов Морганов кончилось.

—Ну да, теперь Морган, — согласился я, — губер­натор Ямайки... что есть будешь?

—Сперва приму душ, — сказала она, — а ты пока готовь.

Я сказал вслед:

—Думал, ты сама умеешь. Она фыркнула:

—Размечтался!

И, войдя в дом, пошла в сторону душевой комнаты, демонстративно чисто по-мужски снимая и бросая по дороге на спинки стульев одежду, а в кабинке даже не закрыла за собой прозрачную дверцу.

Догадываясь, что после смены поесть не успела, я велел кухне приготовить обед в расчете на двух здо­ровых мужчин с хорошим аппетитом, и когда Мари­этта вышла, уже в прозрачных трусиках, на столе ис­ходили ароматами на двух широких тарелках замы­словатые блюда, где я узнал только ломти мяса, рыбы и очищенные креветки, а остальное, надеюсь, тоже не для красоты.

—Ты не только любитель футбола, — сказала она поощряющее. — А где пиво?

—Я полагал, восхочешь шампанского...

—Не восхочу, — сообщила она и наколола вилкой самый большой ломоть мяса, даже не подумав разре­зать. — Пива тоже не хочу, я же только спросила, а не послала тебя сбегать.

—Ага, — сказал я, — так бы и побежал!

— Не побежал бы?

-Нет!

— Странно, — произнесла она с набитым ртом, — а мне показалось... ты из тех... кто...

Не дождавшись, пока продыхнет, я поинтересовался ядовито:

— Кто бегает по шевелению твоих напистолетченных пальчиков?

Она проглотила с трудом, просипела:

—Кто выказывает женщине знаки уважения... хотя сейчас это и не приветствуется...

—Я выкажу, — пообещал я, — выкажу! Палкой по спине. Нет, сразу по голове.

Она некоторое время жевала молча, лицо на мгно­вение стало серьезным, словно сама поверила в то, что сказала, потом вздохнула и посмотрела на меня с преж­ним пренебрежением победившей нации.