Золото плавней - Николай Александрович Зайцев

Колбаса не знал языка, на котором говорил юный адыгеец, но по интонации и по тому, с какой жалостью он выговаривал каждое слово, казак понял, что мальчик переживает за раненого Гамаюна. Иван жестом показал смотревшим на него адыгам, что все будет хорошо, и в знак благодарности приложил руку к груди и слегка наклонил голову. Мальчик успокоился, перестав отчаянно жестикулировать. Сокрушенно поцокал и поник головой.

Иван осмотрел лицо станишника. Не узнавая товарища, отказываясь верить в очевидное. На смуглой коже не было живого места. Он тронул раненого за плечо: «Мертв? Не довезли?»

Слабый стон слетел с запекшихся губ.

– Господи, сохрани, – произнес Иван Колбаса, крестя Гамаюна. И, подняв голову, крикнул стоявшему на вышке казаку:

– Онисько! Ну-ка, станишник, подай-ка сигнал. Хай у станице услыхают.

– Як подать, дядько Иван? – ответил тот, разводя руки в стороны.

– Экий ты дурдала. Рушница у тэбе на кой?! – строго сказал Иван. Онисим снял с плеча ружье и, вытянув руку, выстрелил в воздух. Кони, запряженные в арбу, от неожиданности шарахнулись в сторону, но не понесли. Арбакеш успел натянуть поводья. Мальчик, сидевший в арбе, испуганно посмотрел на стрелявшего казака, но Иван жестом показал ему, что все хорошо и нет повода для безпокойства:

– Якши. Якши.

– Почуялы, хлопцы! – поднимая руку вверх, сказал казачонок, что предложил пойти проверить пружки на фазанов. – Никак с вышки палят. Зовсим рядом. Айда побачим, шо там стряслось!

– А ну як нас споймают да опосля выдерут, – отозвался один из ватаги.

– Не бойсь, не впервой, али мы не казачата! Мы тишком. Никто и не заметит! – утвердительно закончил первый и первым развернулся в обратную от балки сторону. Фазаны подождут. Не до них, когда у вышки происходит что-то важное. Иначе не стали бы палить в воздух.

Их разделяла с вышкой небольшая ореховая рощица. Нужно было пройти через нее так, чтобы стоявший на баштях казак не принял мальчуганов за абреков и не стал палить по ним. Осторожно, стараясь не наступать на ветки, пробирались казачата сквозь заросли. При любом малейшем шуме мальчики прикладывали палец к губам и шикали друг на друга. Интерес перебарывал страх. Вот и просвет показался среди густых веток орешника. Идущий первым, тот, что был самый бойкий из всех, присел и, махнув рукой, показал, чтобы и остальные последовали его примеру. Казачата сели на корточки и притихли. Сквозь ветки деревьев просматривалась сама вышка, стоявший на ней казак. Хорошо была видна дорога и арба с сидящими на ней горцами. Еще один казак стоял у арбы и жестами объяснялся с адыгейцами. Что-то, несомненно, произошло у вышки, да и повозка неспроста оказалась рядом с ней. Казачата пребывали в догадках, посматривая заговорщически друг на друга.

– Змея! – вдруг разрезал тишину крик одного из них. Небольшой уж, видимо, охотясь в рощице на мышей, прополз по ступне мальца. От неожиданности тот вскрикнул, через секунду осознав, что опасности нет, увидев на голове змейки типичные два желтых пятнышка. Но было поздно. Крик услышали и на вышке.

– Эй, курячьи ноги, ну-ка гэть сюды, – услышали казачата окрик. Стоявший у арбы казак, направлялся в их сторону. Оробевшие, они по одному показались из рощицы. Через минуту уже вся ватага стояла, потупив взгляд до земли, у ветлы, росшей рядом с вышкой.

Иван Колбаса вразвалочку подошел к мальчуганам. Окинув их строгим взглядом, он тоном, не терпящим возражений, спросил:

– Вы шо, бисовы диты, здесь робытэ?! Кто дозволил?!

Те стояли, не смея взглянуть на Ивана. Знали, что их ждет, если откроется их выходка. Строго-настрого было запрещено малолеткам появляться у вышек и постов.

– Дядько Иван, вибачтэ, мы ж тильки узнать кто с рушницы палив, мож допомога трэба, – несмело начал заводила. Осознавал, что это он подбил всю ватагу к вышке идти, значит, и вина на нем больше остальных.

– Вибачтэ, – передразнил Иван, незаметно усмехаясь в усы, но сохраняя строгий вид. – Портки посымать и гузни ваши надрать, пока не уссытесь, а опосля добавить за то, шо уссались.

Казачата переглянулись виновато, зная о том, что по традиции каждый станичный казак мог наказать их за проступок, а после еще и дома отец или мать добавили бы.

– Ладно, курячьи ноги, – помягчевшим голосом сказал Иван. – Гайсайте в станицу, кажите крепостицу нашу абреки разбили, казаков порубалы, тильки Гамаюн живой, но тяжко ранен, дюже добре крови потерял. Пулей неситесь!

Казачата побежали, довольные, что наказание их поступку не последует, мало того – им наказ дали весть донести. В глазах снова вспыхнул задор. Им доверили важное дело! Перегоняя друг дружку и оставляя четкие следы босых ног в пыли, мальчишки гуртом понеслись по каменистому шляху в сторону станицы. Преодолев с лету реку Марту вброд, они срезали путь к станице через бахчу. Навстречу им, тем же путем бежал подпарубок, посланный к вышке дедом Трохимом.

– Эй, шантропа, – окрикнул он малых казачат, – шо за сполох? Куды гайсаете?

Казачата наперебой, заглушая друг друга, стали кричать:

– Казаков вбылы, крепостицу порушылы, Гамаюна почти вбылы, на ладан дыхае, дядько Иван Колбаса послал нас в станицу с вестью!

Подпарубок переведя дух и отерев пот со лба, примкнул к ватаге, и все вместе понеслись что есть мочи в станицу.

Покачал головой Иван Колбаса, провожая взглядом шумных казачат, не успел и дух первести, как напарник с вышки тревожно окликнул:

– Дядько Иван!

– Да шо таке?! – ошетинился казак. Ну за что ему такое наказание? Хоть бы молодого на другой пост перекинули.

– А дядько Иван!

– Да, боже мать, тут я. Чего тебе, оглашенный?!

– Я вижу кого-то.

– Ониська, возжей всыплю! Ты доложить по форме можешь или нет?!

– Дядько Иван! Сумневаюсь я сильно. Не знаю, как докладывать.

– Да не тяни уже!

– К краю рощицы двое вышли. Открыто так-то, таща-ли что-то. Теперь нет. Стоят машут! Пальнуть?! Или как?

– Или как, – заворчал Иван Колбаса, начиная проворно взбираться на сторожевой пост. – Сам посмотрю!

Онисько посторонился и с готовностью показал направление, куда надо смотреть. Иван прищурился, а потом глаза его расширились.

– Пальнуть?! – с готовностью встрепенулся молодой казак.

– Я тебе пальну! То Михась, брат сотника, машет. Кого убить хочешь?!

– Да как вы разглядели-то?! – опешил Ониська.

– Взором внутренним смотреть надо, чутьем. Неужто не знаешь, как Михась двигается?

– Как Михась? – глаза у молодого казака округлились. – Ни.

– Кого я спросил, – сердито сказал Иван и сплюнул вниз с вышки. – Швыдко собирайся. Дуй к хлопцам – помощь им нужна. Я тут и один управлюсь.

Отец Иосиф, станичный священник, сидел на крыльце церкви в окружении старух. В руках он держал свежий