Золото плавней - Николай Александрович Зайцев

– Да. Еще не погибло на Кубани старое черноморское казачье панство, которое продолжало, в глазах имперских чиновников, мутить воду, – добавил Гаврило Кушнарэнко, – к примеру, один жандармский ротмистр так писал в своем отчете наверх: «Казачье панство – старые офицеры из черноморских казаков – с некоторого времени вдруг вспомнили свое знаменитое происхождение от запорожцев, стали на визитных карточках писаться ”Пав-ко” вместо Павел, ”Грицко” вместо Григорий, с простым казаком говорить на малорусском наречии и… уверять их, что честь покорения Кавказа принадлежит им, а не сотням тысяч воинов из всех мест Империи, проливавших потоки крови и положивших свои кости на неприступных твердынях Кавказа. В итоге от таких речей часть простого казачества, давно забывшая буйную историю славных предков-запорожцев, начинает мнить себя чем-то отдельным от своей кормилицы – остальной России и переполняться хмелем далеко не заслуженного величия».

– Кацапам все покою не дает наше сечевое братство, сохранившееся и поныне, – вторил односуму дед Трохим. – Добрэ козацькэ братство дорожче всякого богатства. Шаповалам та мужикам це не понять.

Конечно же, никто из черноморцев не забывал свое запорожское происхождение. Кубань официально считалась преемницей Запорожья и Гетманской Украины. В глазах русских чиновников же стремление к сохранению традиций Казацкой Украины выглядело как мазепинство, иными словами – предательство.

Дед Трохим еще хлебнул кваску. Обвел взглядом станишников. Тишина среди слушателей. Деду Трохи-му льстило то, что его слушают станичники с интересом. Огладил он свою густую седую бороду, довольный вниманием. Крякнул и вновь молвил:

– Ну шо, односумы да подпарубки, все молимся мы нашему Святому Егорию Храброму, то бишь Георгию Победоносцу. А вот послухайте, станишные, как связаны меж собой гора Стрижамент, наш Святой Егорий и его коняка.

Сидевшие рядом старики повернули головы к говорившему, а малолетки подошли поближе. Сидеть при старших строго запрещалось. Это было написанным законом, который соблюдали все без исключения.

– Так вот, – продолжил дед Трохим. – По легенде, в древние времена гора эта на языке казаков-черкасов называлась Стрежань – то бишь навершие, вершина чего-нибудь. Жили здесь люди злые, язычники. И в наказание им поселился в темных пещерах горы страшный змей-людоед, которого тоже прозвали Стрежань. Собирал змей дань прекрасными девушками, брал их себе в жены, а когда женщина рожала ребенка, то он пожирал сначала дитя, а потом молодую мать. Продолжалось это многие годы, и люди не могли вырваться из-под власти людоеда. Изрыл гору норами и лазами, а в глубине сделал огромный зал, куда складывал свои сокровища. Однажды прекрасная девушка по имени Мента должна была стать очередной жертвой змея. Заливалась слезами у пещеры «Ворота счастья», названной так змеем в насмешку, ожидая своей участи. А мимо проходил Егорий Храбрый, облаченный в сверкающие доспехи воина, с копьем длиною чуть больше сажени. Спросил святой о причине слез девушки, та рассказала о злом змее, терзающем людей. Святой ответил: «Покарал Господь вас за грехи этим змеем, и победить его можно лишь молитвой и Божиим благословением!» Молитвой на восток вызвал Святой Егорий Стрежаня из пещеры, воткнул в его шею копье, набросил на него узду и прыгнул сверху. Взметнулся змей, стал брыкаться, чтобы сбросить Святого Егория, а тот только улыбается да молитву читает. И стал змей чудесным образом превращаться в белоснежного коня, который долго еще бился, и красным огнем горели его глаза! Святой Егорий сел на коня и сказал: «Наказываю тебе, Стрежань, быть конем до Страшного суда, есть траву, сено и овес, пить холодную воду вместо дев и младенцев!» А девушке он наказал первенца своего наречь Георгием и передать людям, чтобы принимали святое Крещение. И ускакал Святой Егорий на том белом коне, как рисуют его на иконах. И не раз видели люди скачущим его средь облаков по вершинам Кавказских хребтов!

– Дюже гарна байка, шабэр, – сказал Гаврило Кушнарэнко. – Святой Егорий – наш, казацкий, покровитель. Ему и молимся во спасение.

Ненадолго повисло молчание в пропитанном жарой полуденном воздухе. Откуда-то издалека донесся ружейный выстрел.

– Почудилось, чи ни? – спросил дед Трохим, хмуря седые кустистые брови.

– А шо такое? – переспросил глуховатый дед Аким, прикладывая к уху ладонь. – Чегось вы, а? – И начал привставать.

– Погодь! – Дед Трохим придержал станишника за локоть, внимательно смотря на Гаврилу. Тот хоть и считался древним стариком, но был на десяток лет помоложе остальных.

– Ни. С рушницы шмальнули. Точно! – подтвердил Гаврило Кушнарэнко.

Старки встали и, прикрывая глаза ладонями, всматривались в даль. Туда, где находилась сторожевая вышка.

– Никак снова сполох?! – выпалил один из подпарубков.

– Не лезь попэрэд батьки у пэкло. Мал еще кумекать. Есть кому, – оборвал его дед Трохим. – Беги лучше да узнай, шо там стряслось.

– Добре, – радостно выкрикнул малолеток, и вскоре его силует маячил на окраине станицы.

Глава 23

Станичный священник

– Господи, да шо ж то робытся! – повторил Иван Колбаса и перекрестился грубыми пальцами, щурясь из-под кустистых бровей. – Никак черкесы крепостицу порушили?!

Оставлять пост без пригладу не полагалось по уставу.

– Онисько! – позвал Иван молодого казака, отдыхавшего в тени развесистой ветлы. Тот в одно мгновение оказался на ногах, протирая туманенные полуденным сном глаза.

– Шо? – Голос звучал слишком сипло.

– Сигай на вышку, да гляди в оба, шоб птаха без твоего ведома не пролетела, – распорядился Иван, торопливо сбегая по лестнице вниз. Деревянные перекладины, потемневшие от времени, стонали не хуже Ониськи. Колбаса поджал губы, мельком глянув в голубое небо.

– Добре, дядько Иван! А шо за беда?! – все еще пребывая в полусонном состоянии, спросил Онисим.

– Ты шо сказывся, чи ни? – строго спросил Иван. – Зенки разуй. Арбу с адыгами бачишь? У ней станишники наши порубленные лежать.

– Да як же так!

Онисим в момент взбодрился и, поднявшись на вышку, стал внимательно наблюдать за тем, что происходило внизу у арбы, не забывая посматривать по сторонам. Сон у него как рукой сняло. Лицо медленно каменело в суровых ранних морщинах.

Держа в руках рушницу, Иван Колбаса, подошел к арбе, давая понять адыгам, что им никто худого не сделает. Те утвердительно закивали головами, но в глазах играли огоньки страха. На чужой территории, кругом чужие воинственные люди, кто знает, что придет в голову этим урус-шайтанам. Арбакеш, обернувшись, что-то сказал, сидевшему рядом с раненым Гамаюном, мальчику. Тот откинул рогожу и стал торопливо говорить на своем языке, указывая на погибших казаков. «Дакъа! Дакъа!» – смог разобрать Иван. Что на адыгском означало «мертвец». Не понимая значения слова, Иван догадался, о чем говорил мальчик. Тот же, указывая на Гамаюна, с чувством сказал:

– Дийна! Якши. Башха гiийла. Чiогiа