Последняя Пасха императора - Александр Бушков

– Уловил, – сказал Смолин серьезно.

– Хорошо понял, что шутить не будем?

– Понял.

– А этот? – он кивнул в сторону Шварца.

– Он понятливый.

– Вот и ладненько, – сказал Леший, буравя еготяжелым взглядом. – Будем надеяться, что не шутишь… Ты, Вася, мужик вродебы неглупый и поживший, вот и пойми одну очень простую вещь. Вот здесьгород, – он сделал рубящее движение ладонью, – а вот тут деревня,тайга. И каждый из нас хваток только по свою сторону. Соображаешь? Вздумай якачать понты в твоем Шантарске, меня, такого прыткого, ваши городские шустрикимигом успокоят, я понимаю. Ну, а в наших местах все наоборот – мы, Вася,местные, любую городскую бражку на удобрение пустим, как бы стволами ниобвешалась, какие бы огни-воды ни прошла… Вот тебе нехитрая житейская истина.Ты ее обмозгуй на досуге, ага? Ну, будь, что нам, умным людям, рассусоливать изпустого в порожнее…

Он кивнул, повернулся и столь же степенно, неторопливозашагал к машине, предварительно сделав в сторону «уазика» некий жест,определенно исполненный скрытого смысла, – племяннички, старательно неглядя на Смолина со Шварцем, словно их не существовало вовсе, сели в машину,«уазик» развернулся на узкой дороге кормой к джипу посредством всегопары-тройки ловких маневров и проворно покатил под горку.

Сзади протяжно засигналил «шестьдесят шестой».

– Пошли, – сказал Смолин хмуро.

Сел в машину, врубил зажигание и покатил вниз, не особенно идавя на газ. В полном молчании они достигли развилки, где лично им следовалосворачивать вправо, чтобы километров через десять выбраться на чуточку болеепристойную дорогу, а оттуда – полсотни верст проселком по безлюдным местам, нуа там будет трасса и кое-какая цивилизация…

«Уазик» стоял на обочине. Когда Смолин свернул направо, а«шестьдесят шестой» спустился с горы, он помчался назад, в сторону Касьяновки.«Газон», лихо развернувшись, припустил следом.

Смолин выключил мотор и спросил вяло:

– Ну, как тебе абориген?

Сначала Шварц выпустил длинную матерную тираду, потом,малость остывши, пообещал:

– Когда вернемся в следующий раз, уши отрежу…

Усмехнувшись криво, Смолин сказал:

– Хрен мы когда-нибудь сюда вернемся. Ты понял? Он,между прочим, был совершенно прав: каждый силен, хваток и ловок только на своейстороне. В Шантарске мы бы его задавили играючи, но здесь против него непотянем. Так что – забыли о золоте…

– Ты серьезно?

– Абсолютно, – отрезал Смолин. – В конце-токонцов, мы не кладоискатели, Шварц, мы антиквары. Хотелось бы мне сгрести вмешок это золотишко… но для нас с тобой это не более чем эпизод, а для этоголесовика – смысл жизни и единственная цель, какая у него в жизни есть. И потомуон постарается кишки вытащить из любого постороннего, кто встанет между ним иего светлой мечтой. Я в таких условиях работать не собираюсь. Дело тут не встрахе, а в ясном осознании того факта, что люди вроде нас не должныпересекаться с людьми вроде него.

Шварц что-то недовольно бурчал под нос.

– Остынешь, сам поймешь, что я прав, – сказалСмолин. – У нас – свой фронт работ. Мы и так прибарахлились неплохо.Старательно пакуем все куруманские приобретения и едем домой – у нас вШантарске куча дел и забот, один броневик чего стоит, да и кроме него – непродохнуть…

Трогая машину, он с неприкрытой грустью оглянулся на леснуюдорогу. Печально, но ничего тут не поделаешь, житейская мудрость в том изаключается, чтобы знать, когда следует отступить, а когда, несмотря ни на чтопереть вперед…

Молодцы, бойцы, – сказал Смолин, – благодарностьвам от командования. Что я еще могу сказать? Изящно сработано, в лучшихтрадициях…

По такому случаю можно было и позволить себе капелюшку зарулем – и Смолин поднял бокал (оставшийся в наследство от старого хозяина),чокнулся сначала с Ингой, потом со Шварцем и Котом Ученым. Мелодично звякнуло чешскоеалое стекло, первая хорошо пошла… Они кое-как разместились, кто на стульях, ктона распотрошенном диване, в гостиной, которую после стахановских трудов Шварцаследовало, пожалуй, именовать «бывшей». Но это уже не имело особенногозначения: в обеих комнатах, на кухне, на лестничной площадке стояли тщательноперемотанные скотчем картонные коробки, в которых покоилось абсолютно все изквартиры, что имело хоть минимальную рыночную ценность. Единственное, чтоСмолин доверил не коробкам, а своим карманам и карманам ребят – Фаберовскийширпотреб и регалии Красного Орла Олега Лобанского (каковые отыскались в полномнаборе, включая и тувинский орден с документами – цена будет ломовая…). Ну икоробочку с тщательно переложенным ватой и скомканными газетами фарфоромследовало везти с собой, потому что на грузчиков полагаться нельзя…

Он опустился рядом с Ингой на прикрытый половиками диван,похлопал по коленке, шепнул на ухо:

– Вообще неплохо, растешь на глазах…

– Я такая, – так же тихонько ответила Инга,сиявшая, как новехонький рублик.

Развернув газету, Смолин еще раз бегло пробежал глазамисамые интересные абзацы. Со всех точек зрения, изящно получилось: цветныефотографии, как в лучших домах – записной таежник Кот Ученый, первооткрыватель,в энцефалитке, сорок восемь зубов в объектив демонстрирует. Доблестныешантарские чекисты – в камуфляже, в берцах – орлы и соколы. Даже пилотвертолета свою долю славы урвал. Снятый крупным планом обрыв с обнаженнойоползнем пещеркой, черепа, сохранившиеся вещички. Фээсбэшники сработалиоперативно, подняв архивы, – в Ингиной статье значились фамилии идолжности всех семерых, однажды словно бы растворившихся в воздухе. Ну иладненько. Мужики справляли службу правильно, заслужили, чтобы о них написалинаконец…

Быть так не может, чтобы газетка не попала к Лешему – то-товесело будет обормоту. К превеликому сожалению, воспитание и жизненный опытСмолина категорически не позволяли Лешего заложить, но и без того спокойнойжизни у кладоискателя, пожалуй, не будет. Вслед за обнаружением останковвстанет логичный вопрос: а где ж золотишко? Может, поблизости? И поокрестностям долго еще будут болтаться ребятки, с которыми не справиться вслучае чего даже твердому мужичку Лешему – потому что один-единственныйсупермен не способен воевать против системы… Так что рано радовался, косматый…

В дверь, похоже, стучали – и Смолин направился в прихожуюподозревая, что грузчики нагрянули на час раньше – в наши рыночные времена итакие чудеса возможны порой…

Не наблюдалось на площадке ни грузчиков, ни парнишки изздешней транспортной фирмочки, с которым Смолин договаривался. Там стоялимилицейский майор (почти ровесник Смолину или, в крайнем случае, всегонесколькими годами моложе) и второй, лет тридцати, в штатском, короткостриженый, с характерной суровой физиономией, которая с равным успехом моглапринадлежать и мелкому братку, и менту. Учитывая наличие майора в погонах,первое предположение следовало отбросить.