Маятник судьбы - Екатерина Владимировна Глаголева

владетели Рима судеб,

могучего, славного Тита,

которым гордится наш век, —

актер, игравший императора, вдруг встал со своего трона, вышел на авансцену, увлекая за собой остальную труппу, обратился к ложе, где сидели Александр, Франц и Фридрих Вильгельм, и громко произнес нараспев:

Не мне принимать эти лавры,

Не мне слушать эти хвалы!

Повергнем их к стопам августейших

победоносных освободителей Германии и Европы!

Гром рукоплесканий, заглушивший оркестр и хор, не смолкал целых полчаса, пока утомившаяся публика не позволила актерам продолжать пьесу.

Шишков тоже был на этом представлении, но после уж не ходил в театр. Обуревавшие его тревожные мысли не оставляли досуга для развлечений. Наполеон ныне в Париже, господствует и набирает силы для продолжения войны, — об этом говорили за обедом с такою беззаботностью, что он диву давался. Поход во Францию, на котором настаивали пруссаки, считался делом уже решенным, но неужто генералы не понимают, что в своих пределах французы будут сражаться иначе, чем в чужих землях, и с такою же твердостью ополчатся против неприятеля, как Россия в свое время ополчилась против Великой армии? Прежде чем идти во Францию, следовало бы торжественно объявить ее жителям, что целью сего вторжения является единственно низвержение Наполеона, без чего в Европе не водворится мир и тишина; ни завоевание, ни раздробление стране не грозит! Тогда французский народ не станет жертвовать собою для личной выгоды одного человека, и многих смертей удастся избежать. Однако, насколько мог судить Шишков, министры, предводительствуемые Меттернихом, намеревались вести переговоры с Наполеоном, показывая тем самым Франции, что он и по заключении мира останется ее повелителем, а следовательно, побуждая французов повиноваться тирану! Между тем какая нужда добиваться согласия Наполеона на мир, когда дело уж кончено? Его войска изгнаны из Германии, которая сплотилась против него и сможет сдержать его силы, ежели он помыслит о новом походе (никакой мир не заставит его отречься от властолюбия). Крепости на Висле и Одере непременно сдадутся сами, поняв, что дальнейшее их сопротивление бессмысленно. Немцы станут жить в своих домах, всегда готовые защитить их, подав помощь друг другу, и обойдутся без русских, которые смогут, наконец, вернуться в отечество, весьма нуждающееся в воодушевляющей силе государя, в распорядительности министров и в защите дальних рубежей. Полезно ли для России, покрытой тяжелыми ранами, еще больше истощать свое имущество и напрягать последние силы для покорения Франции ради безопасности немецких земель?.. Не в силах держать эти мысли в себе, Александр Семенович излагал их письменно, чтобы при случае послать бумагу к государю.

В это время Меттерних расточал свое красноречие барону де Сент-Эньяну — французскому посланнику при саксонском дворе, которого захватили в плен прусские гусары. Принеся тысячу извинений за грубое нарушение международного права, канцлер, в присутствии согласно кивавших графа Нессельроде и лорда Абердина, предложил загладить этот инцидент, предоставив барону возможность безопасно вернуться в Париж, да еще и с предложением мирных переговоров в Мангейме. Австрийский император одобрил Манифест к французскому народу, где провозглашалась Франция в естественных границах — между Пиренеями, Альпами и Рейном. Двадцать тысяч экземпляров Манифеста переправили за Рейн, чтобы распространить как можно шире. Европа жаждет покоя и тишины, прекрасную землю Франции не будут попирать сапоги чужеземцев, если она сама не станет искать с ними ссоры! Император Александр совершенно уверен, что даже в разгар жесточайшей войны не следует отвергать возможности примирения, а император Франц верит в искренность своего зятя… Сам Меттерних при этом понимал, что Наполеон сжег свои корабли и будет драться до последнего солдата. Что ж, важно то, что на поверхности: простак не видит пружин и шестеренок механизма, заставляющих кукушку выпрыгивать из часов. Бумага, которую повезет в Париж Сент-Эньян, никем не подписана и не содержит никаких гарантий, выдвинутых условий Бонапарт не примет, его условия заведомо неприемлемы, но кукушка прокукует в Париже, и это главное.

***

Маршал Стединк объявил Бернадоту, что ему желает представиться граф де Буйе, житель Гваделупы, недавно прибывший из Лондона. Последние слова он произнес со значением, поэтому Карл Юхан выслал из кабинета всех офицеров, оставшись с приезжим наедине.

— В какой части Гваделупы вы родились?

— Я родился во Франции, монсеньор.

— Как во Франции? — Сердце Бернадота забилось чаще.

— Да, монсеньор, но я женился на креолке, все интересы моей семьи — на Гваделупе, поэтому я считаю себя подданным шведского короля.

Это неспроста. Это неспроста. Бернадот вглядывался в лицо молодого человека, пытаясь понять, что за игру он ведет.

— Вы прибыли из Лондона, не так ли? Как поживают принцы? Нынешние события…

— …могут переменить их судьбу, если монсеньор питает к королю и его семье такое же уважение, насколько велико их восхищение вашим королевским высочеством.

"К королю и его семье" — это сказано явно не о Георге III. Он послан Бурбонами!

— Король знает о ваших великодушных намерениях в отношении его самого и Франции, их интересы отныне неразлучны, поэтому его величество и поручил мне сказать вам, что возлагает на вас свои надежды, — продолжал посетитель. — Вот письмо от принца Конде, где выражены чувства всей королевской семьи…

— Письмо от Конде? Скорее давайте его сюда!

Конде! Само это имя приводит в трепет! Легендарная порода героев! Что такое Людовик XVIII? Его никто не воспринимает всерьез. Граф д’Артуа и его сыновья скомпрометировали себя мелкими интригами, но принц Конде — это символ всего великого и благородного, что только было при старом режиме! Невероятно! Великий Конде написал к Жан-Батисту Бернадоту!..

Строчки прыгали перед глазами, смысл слов ускользал, но ведь смысл заключен не в словах…

Франция! Сейчас решается ее судьба, и все зависит от того, кто первым овладеет ею, вырвав из рук у Бонапарта. Проклятый корсиканец! Столько горя — и ради чего? Двадцать лет нескончаемых войн, неисчислимые погибшие сокровища, два миллиона французов, принесенных в жертву тирану, оскорбившему своим деспотизмом все человечество! Теперь даже вспомнить смешно, что тираном называли Людовика XVI — короля, который помог американским колонистам завоевать независимость и установить республику! Добрейшего монарха, который обложил налогом богатых, чтобы позволить беднякам пережить суровую зиму! Разве можно сравнить семнадцать лет его благодатного правления с четырнадцатью годами тирании Бонапарта? Бурбоны никогда не воевали ради войны, они вели войну ради величия Франции и всегда могли вовремя остановиться, тщеславие не ослепляло их настолько, чтобы сделать шаг в пропасть! И это роднит с ними шведского кронпринца, к тому же его ведь крестили тою же водою,