Филантропы в рваных штанах - Роберт Трессел

говорит. Я и сам часто думаю о том же, да не умею все так выразить словами, как он. Голова у меня к этому не приспособлена.

− Я тоже кое в чем согласен с ним, − замялся Харлоу, − но все равно, надо сознаться, иногда он болтает черт-те что. Например, что деньги − причина бедности.

− Да. Тут мне не все ясно, − согласился Филпот.

− Надо напомнить ему об этом в обед, − сказал Харлоу. − Интересно, как он это объяснит.

− Ради бога, не затевайте вы в обед никаких споров, − взмолился Истон. − Не заводите его.

− Да, уж лучше пообедаем спокойно, когда можем, − сказал Филпот. − Шш! − хрипло добавил он и предупреждающе поднял руку.

Они внимательно прислушались. Судя по скрипу ступеней, кто-то осторожно поднимался к ним. Филпот моментально исчез. Харлоу поднял ведро с известкой, затем с шумом его опустил.

− По-моему, нам лучше поставить козлы с этой стороны, − сказал он громко.

− Да. Я думаю, так будет лучше, − ответил Истон.

Пока они водружали козлы, чтобы покрасить потолок, на лестничной площадке появился Красс. Он сперва ничего не сказал, прошел в комнаты взглянуть, все ли потолки побелили.

− Вы бы поторопились, ребята, − сказал он, спускаясь вниз. − Если мы к обеду не закончим, Нимрод взбеленится.

− Ладно, − ответил Харлоу. − Мы их в два счета замажем.

«Замазать» − было очень подходящим словом, в точности передающим стиль выполненной работы. Карнизы на потолке лестничной площадки были украшены лепниной. Потолок здесь следовало хорошо отмыть, но поскольку рабочие, поставленные на эту работу, торопились, завитки орнамента были по-прежнему забиты старой известкой. Когда Харлоу и Истон «замазали» их еще одним слоем, они превратились в совершенно бесформенные наросты. Рабочие, руки которых промывали потолок, не были в этом виноваты. Их сняли с работы еще до того, как она была закончена наполовину.

Пока Харлоу и Истон белили потолок, Филпот и остальные рабочие окрашивали окна и двери в других помещениях, а Оуэн и его помощник Берт продолжали работать в гостиной. Делали мелом разметку, измеряли и закрепляли панели.

«Политических» споров во время обеда в тот день не было, к великому огорчению Красса, который все ждал случая продемонстрировать вырезку из «Мракобеса». После обеда, когда все принялись за работу, Филпот потихоньку вернулся на кухню и собрал разбросанные бумажки, в которые рабочие заворачивали еду. Расправив один клочок, он высыпал на него крошки с остальных. Добавив туда несколько кусочков, упавших на пол, он собрал небольшой кулек крошек и корок и к этому присовокупил остатки собственного обеда. Затем он отнес пакет наверх и, открыв окно, высыпал все это на выступ портика. Едва он закрыл окно, как два скворца слетели вниз и начали клевать, а Филпот потихоньку наблюдал за ними из-за ставен.

День прошел без происшествий. Большинству рабочих казалось, что время от часу до пяти течет особенно медленно, но для Оуэна и его помощника, делавших то, что было им интересно и доставляло удовольствие, время бежало быстро, и они оба сожалели, что близится вечер.

− Мне всегда хотелось побыстрее уйти домой, − заметил Берт, − но сегодня время пронеслось как миг!

В тот вечер рабочие шли к городу все вместе, затем расстались. Оуэн пошел один, Истон, Филпот, Красс и Банди завернули к «Крикетистам», пропустить по стаканчику, прежде чем отправиться по домам. Слайм, который был трезвенником, тоже пошел один, хотя он уже стал жильцом Истона.

− Меня не жди, − сказал Истон, уходя с Крассом и остальной компанией. − Я тебя, наверно, догоню прежде, чем ты доберешься до дома.

− Хорошо, − ответил Слайм.

В этот вечер Слайм пошел домой не прямой дорогой. Он свернул на главную улицу и, остановившись перед витриной магазина игрушек, начал внимательно ее изучать. Через несколько минут, приняв решение, он вошел в магазин и купил погремушку за четыре с половиной пенса. Это была симпатичная белая костяная игрушка, украшенная цветной бахромой. К ней были привязаны маленькие колокольчики, а конец рукоятки украшало белое кольцо.

Выйдя из магазина, Слайм быстрым шагом направился домой. Когда он вошел, Рут сидела у камина с ребенком на коленях. Увидев, что жилец пришел один, она расстроилась.

− Куда же это Вилли снова подевался? − спросила она.

− Он пошел выпить с другими ребятами. Сказал, что не задержится, − ответил Слайм, поставил обеденную корзинку на кухонный стол и поднялся к себе в комнату умыться и переодеться.

Когда он снова появился внизу, Истона все еще не было.

− Все готово, осталось только чай приготовить, − сказала Рут, явно встревоженная затянувшимся отсутствием Истона, − так что можете поужинать.

− Мне не к спеху. Давайте его подождем. Он, наверное, скоро придет.

− Ну, что ж, если вам и правда не к спеху, то подождите, пожалуйста! − сказала Рут. − Мне не придется два раза готовить чай.

Они прождали с полчаса, перебрасываясь пустячными фразами и чувствуя себя довольно неловко. Истона все не было, и Рут решила больше не ждать и накрыть стол для одного Слайма. Она положила ребенка в кроватку, но ребенку это не понравилось, он начал плакать. Ей пришлось держать его левой рукой и одновременно готовить чай. Слайм, увидев, как ей неудобно, воскликнул:

− Знаете что, дайте его мне, пока вы заняты тут.

− Вы хотите его подержать? − спросила Рут. Невзирая на истинктивную неприязнь к этому человеку, она была тронута. − Только смотрите не уроните.

Но как только дитя очутилось на руках у Слайма, оно начало кричать еще громче, чем тогда, когда его укладывали в кроватку.

− Он у чужих всегда так, − извинилась Рут, забирая ребенка обратно.

− Подождите минуточку, − сказал Слайм. − У меня наверху есть кое-что, что его успокоит. Совсем забыл об этом.

Он поднялся в свою комнату и вскоре вернулся с погремушкой. Увидев яркие краски и услышав позвякивание колокольчиков, малыш пришел в восторг, он нетерпеливо потянулся к игрушке и охотно пошел на руки к Слайму. Прежде чем Рут накрыла на стол и приготовила чай, между Слаймом и младенцем установились наилучшие отношения. Когда Рут, покончив с делом, подошла, чтобы взять ребенка, тот не захотел расставаться со Слаймом, который подбрасывал его вверх и щекотал, приводя в восторг.

Рут, глядя на них, почувствовала угрызения совести, что невзлюбила Слайма безо всякой на то причины. В конце концов он,