Цветочки Александра Меня - Юрий Пастернак

Строгий светский костюм – чёрная водолазка и стального цвета пиджак – отнюдь не разрушал облик священника. Благословив мою жену и меня, протоиерей вошёл в комнату, ставшую на этот вечер музеем. Я показывал ему экспонаты, рассказывал о некоторых из них. Батюшка слушал очень внимательно, изредка делая замечания.

– Вот одно из последних приобретений: редкий по сохранности экземпляр книги Бердяева «С точки зрения вечности», 1907 года издания.

– Ещё не прочитали?

– Нет.

– Когда будете читать, увидите там статью, в которой Бердяев называет Ленина «самоновейшим инквизитором».

И сказано это было не всуе, не из желания потревожить один из ещё неприкосновенных тогда идеологических тотемов, а как дополнение к уже состоявшемуся разговору о высылке философа по распоряжению Ленина в 1922 году. Беседа коснулась «Вех». Отец Александр рассказал в нескольких словах о реакции А.И. Солженицына после прочтения этого сборника.

Закончив показ коллекции, я вручил гостям по экземпляру брошюры-памятки (также отпечатанной к этому дню) и попросил их оставить записи в Книге отзывов. Батюшка написал: «Да благословит Бог ваше чудесное начинание, которое будет (и уже есть) важнейшей вехой в возрождении духа в нашей стране. Прот. А. Мень».

Поздний час и дальняя дорога заставляли его спешить, и я высказал сожаление, что не успел показать ему серию слайдов «Бердяев в Москве». Он ответил: «Ничего, слайды посмотрим в следующий раз. Главное, я с вами познакомился. – И, зная, что мне очень хотелось, чтобы он совершил заупокойную литию по Бердяеву, добавил: – А панихиду обязательно отслужим».

Через неделю после бердяевского вечера у меня родилась дочь. Не припомню сейчас, где мне довелось узнать, что обряд наречения имени и таинство крещения можно совершать раздельно, а не сразу, как это обычно делается. Я обратился к отцу Александру – он охотно согласился. Спросил:

– Имя уже выбрали?

– Да. Лидия.

И вскоре приехал к нам домой. Дочь сразу признала его, с удовольствием шла к нему на руки, за всё время совершения обряда ни разу не заплакала. После наречения имени батюшка сказал краткое слово.

– Дорогие мои, вот и ещё один человек, родившийся в мир, получил имя. А ведь имя – это мистическая категория, оно – начало индивидуальности. Одним из самых страшных в сталинских лагерях было то, что у человека отнимали имя и взамен давали номер… – После добавил: – Надеюсь её венчать.

…После крестин мы сели за стол. Разговор коснулся одной идеи, которую я тогда вынашивал: составить сборник статей о Бердяеве и выпустить его в свет – может быть, воспользовавшись услугами одного из возникших тогда негосударственных издательств. Отец Александр заинтересовался и обещал написать статью. Сидя за столом, протоиерей рассказал: «Звонил мне недавно Юлиан Семёнов, предлагал войти в редакционный совет его изданий – «Совершенно секретно» и «Детектив и политика». Я сначала ответил, что детективов не пишу и политикой не занимаюсь, а потом подумал и согласился. Ведь и Спаситель приходил к мытарям и блудницам…»

В то время первый номер «Совершенно секретно» ещё не вышел, и было трудно составить представление об издании. Впоследствии отец Александр с интересом читал исторические и историко-культурные публикации в бюллетене, да и сам охотно в нём печатался. За месяц до гибели спросил меня, сколько длится производственный цикл в «Совершенно секретно» и, следовательно, когда нужно представить в редакцию проповедь на Рождество 1991 года. Тогда же, порадовавшись, что у батюшки появилась кафедра, с которой можно проповедовать сотням тысяч людей, я решил поговорить с ним о перспективе создания в Москве общедоступного музея Бердяева. Это представлялось возможным, если какая-нибудь организация согласится финансировать проект. Внимательно выслушав то, что мне самому иногда казалось прожектёрством, отец Александр сказал: «Напишите письмо Юлиану Семёнову. Я передам и, как человек, видевший коллекцию, немного ему расскажу».

В один из последующих дней я отдал батюшке письмо, а 6 июля мне позвонил первый заместитель Семёнова Александр Плешков и пригласил в московскую штаб-квартиру Международной ассоциации детективного и политического романа. Часового разговора с Александром Николаевичем оказалось достаточно, чтобы решить все вопросы. Музей возник.

Вечером я позвонил отцу Александру, рассказал ему о визите в штаб-квартиру, благодарил за помощь. Он сердечно меня поздравил, но свою роль отрицал: «Да я-то тут при чём? Передал письмо…»

Батюшка постоянно интересовался состоянием дел в музее, помогал, радовался удачам, говорил об этом начинании в своих выступлениях (однажды даже пригласил меня на сцену после своей лекции о Бердяеве в каком-то клубе), но ни словом не обмолвился о том, что без его помощи музей, возможно, никогда бы и не возник. Что ж, теперь настало время сказать об этом.

4 апреля 1990 года съёмочная группа Екатеринбургской (Свердловской) киностудии начала работу над полнометражным документальным фильмом «Бердяев». В один из первых же дней автор сценария и режиссёр спросил меня как консультанта фильма: кого из православного духовенства можно попросить сказать несколько слов об отношении мыслителя к Церкви?

– Протоиерея Александра Меня.

В ближайшее воскресенье студийный «рафик» приехал в Новую Деревню. Там был отснят небольшой эпизод, в котором батюшка говорит, стоя перед храмом. А через несколько дней у создателей фильма родилась неожиданная мысль: пригласить отца Александра быть ведущим всей картины. Он согласился. Так началась его последняя большая работа в кинематографе, оставшаяся незавершённой. Осенью мы предполагали озвучивать фильм, батюшка должен был начитать несколько закадровых текстов, а также «затонировать» эпизоды, в которых на его голос наложились посторонние шумы. Предполагалось также, что после монтажа возникнет необходимость доснять один-два эпизода с отцом Александром. Может быть, и фильм тогда получился бы не таким безнадёжно серым, и не было бы обидно, что драгоценное время последних месяцев жизни отца Александра потрачено на работу, которую едва ли кто-нибудь будет смотреть… Летний световой день позволял выезжать на объекты даже в вечернее время, после лекций отца Александра, если они заканчивались не слишком поздно. В урочный час машина подавалась к дверям клуба, института, дворца культуры, в которых выступал батюшка. Но иногда мы приезжали за ним в Новую Деревню. Из таких поездок мне особенно запомнилась одна.

Протоиерей был в хорошем настроении, шутил, смеялся. И замечательно рассказывал: «Слышал я от одного репатрианта, что однажды случилось с Бердяевым, когда он сидел на Лубянке. Николай Александрович разговорился с охранявшим его чекистом, видимо, деревенским парнем. Долго они беседовали, до глубокой ночи. Вдруг – часы бьют полночь. А у Бердяева возьми да и случись приступ нервного тика… Нет, вы представьте только, тёмная ночь, дрожащий свет коптилки озаряет мрачные своды, и десятки реквизированных ГПУ часов начинают отбивать двенадцать ударов. Да ещё атмосфера подогрета мистической беседой. А арестованный неожиданно широко открывает рот и высовывает язык! Есть от чего прийти в ужас…»[60]