Свидетель Мертвых - Сара Монетт

–Да,– сказал я.– Вероятно, так и было.

И тут артист из хора, чьего имени я не знал, спросил:

–Правда ли, что вы провели ночь на Холме Оборотней?

–Да,– кивнул я.

–А правда, что Дуалада нанесли вам смертельное оскорбление?– крикнул кто-то еще.

–Что? Нет, это совершенно не так.

–Но они вас все же оскорбили,– вмешался Пел-Тенхиор.

–Ну… да, это правда. Но мер Дуалар извинился.

–Да зашан цена их извинениям,– проворчал кто-то из задних рядов.

–Выходит, журналисты преувеличивали?– спросила мин Вакреджарад.– Но ведь вы действительно нашли последователей Курнара, которые плели заговор против императора?

–Да, это тоже правда,– сказал я.– Но это было не так увлекательно, как писали газеты.

Пел-Тенхиор рассмеялся.

–Я вижу, мы вас не на шутку смутили. Но ведь вы действительно доказали, что завещание Дуалада – подделка?

–Да,– подтвердил я.– Покойный мер Дуалар помнил имя наследника.

Услышав это, все притихли, а я отступил на шаг назад и спросил:

–Кто-нибудь знает о мин Шелсин еще что-то, что может помочь в поисках убийцы?

Артисты молчали; я поклонился и пошел к выходу, чувствуя, что напрасно потратил время. И тут меня нагнал мер Телонар.

–Отала,– задыхаясь, проговорил он,– можете уделить мне минуту?

–Конечно,– ответил я и вышел в фойе.

Телонар нервно огляделся по сторонам.

–То, что вы сказали насчет шантажа…

–Да?

–Это правда. Она шантажировала меня.

–Сколько вы ей заплатили?

На его светлой эльфийской коже выступили алые пятна.

–Я не мог ей платить. У меня тоже есть карточные долги.

–И чего же она хотела от вас?

–Секреты. Секреты других артистов. Я ненавидел ее и себя… но если бы она пошла к И’ане и рассказала то, что знала обо мне, меня бы тут же вышвырнули вон и ни за что не взяли бы обратно.

Еще один вероятный мотив. Я спросил:

–Где вы были в ночь убийства?

–Я?– он поперхнулся от удивления и ужаса.– Я бы никогда…

–Я не говорю, что вы ее убили. Но если вы скажете мне, что вы делали в полночь девятого числа, нам обоим станет легче.

Мер Телонар ответил не сразу. Наконец, неохотно выдавил:

–Играл в пакх’палар у Индамуры – его игорный дом примерно в пяти кварталах отсюда.

–Хорошо,– ответил я.– Это означает, что есть свидетели, которые могут подтвердить ваши слова. Когда вы оттуда ушли?

–Не знаю,– сказал он.– Когда я вернулся домой, еще не рассвело, но было уже очень поздно.

То есть через несколько часов после смерти Арвене’ан Шелсин.

–С кем вы играли?

Он все так же неохотно назвал четыре имени и добавил:

–Когда я уходил, сам Индамура лично провожал кого-то из клиентов. Он может сказать вам, когда именно это было.

–Это мне очень поможет,– сказал я. Я не знал, готовы ли игроки или владелец игорного дома солгать ради Телонара. Однако понимал, что если их истории совпадут, у певца появится алиби.– А теперь не могли бы вы…

Но в этот момент из зрительного зала выглянул один из хористов:

–Вералис, И’ана говорит, что вам нужно…

–Вералис! ГДЕ Вы там?– голос Пел-Тенхиора прогремел как гром небесный, предвещающий божественное возмездие. Телонар, судя по всему, именно так его и воспринял.

–Простите, отала, я должен идти. Я сказал вам все, что мог,– быстро пробормотал он и скрылся за дверью.

Я хотел было пойти за ним, но решил не делать этого. Это привело бы лишь к ссоре между Телонаром и режиссером; кроме того, я не хотел привлекать внимание окружающих к тому, что он беседовал со мной наедине. Я понимал, что сегодня в любом случае не смогу выудить у тенора никаких новых сведений. Возможно, в следующий мой визит в Алую Оперу он будет более разговорчивым.

На следующее утро среди почты, ожидавшей меня в кабинете, я нашел письмо от дач’оталы Ульджавара. Прелат Ксайво писал, что у него есть новости об «Авелонаре», и предлагал при первой же возможности встретиться в Святилище.

Во второй половине дня я сходил в казино Индамуры и получил подтверждение алиби мера Телонара. Владельца, мера Индамуру, кажется, немало позабавили мои расспросы. Покончив с этим делом, я отправился в Святилище, но не сразу зашел в здание. Сначала я свернул в сад, где, как мне было известно, находилось множество небольших часовен.

Преклонив колени в одной из них, я помолился за Кораледжа и второго целителя Танверо, имени которого я не знал, а также за служителей Ксайво, спокойно и сосредоточенно выполнявших свою работу во время пожара на авиационном заводе. Я залюбовался прекрасной нефритовой статуей Ксайво, окруженной резной каменной оградой искусной работы. В саду было тихо и спокойно. Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы подняться на ноги и вернуться к главному входу.

Я чувствовал себя здесь невежественным чужаком, но послушник, дежуривший у дверей, не удивился, когда я попросил проводить меня к заведующему моргом. Сам Ульджавар, казалось, был искренне рад меня видеть. Когда я спустился в мрачный подвал, он наблюдал за работой Деневиса, который заканчивал вскрытие тела утонувшего ребенка.

–Отала Келехар! Заходите! Мне очень жаль, но здесь нет стульев. Мне стул не нужен, а если кто-то из послушников присядет, он либо заснет, либо забудет о том, что я его все равно вижу, и… хм… они еще так молоды и легко отвлекаются…

Но вы пришли по поводу мин Урменеджен. Точнее, следовало бы сказать – меррем Авелонаран, но мне кажется, это будет проявлением неуважения к покойной.

–Члены семьи предпочитают называть ее мин Урменеджен,– сказал я.– Да, утром я получил ваше письмо.

–Хорошо,– ответил он.– Итак, один из наших целителей кое-что обнаружил.– Ульджавар подошел к шкафу с выдвижными ящиками и вынул стопку старых документов.– Его зовут Темет Голхарад, он отличный врач, уже лет двадцать работает в Роще Айшан.

Название района было мне знакомо. Но это была западная окраина города, куда мне нечасто приходилось заглядывать.

–Голхарад рассказал мне прелюбопытную историю,– продолжал Ульджавар,– о мужчине по имени Сегевис Мичезар, который поселился в Роще Айшан с молодой женой Дрэйчано. Его считали вежливым, но недружелюбным. Она была застенчива и, судя по всему, сильно влюблена. А потом она умерла.

–Как?

–От какой-то болезни. Болезнь была недолгой, но мучительной. Темет сказал, что бедную женщину мучили боли в животе и приступы рвоты. Смерть была для нее избавлением.