Белая кость - Роман Солодов

останавливается, все равно за опушкой его ждут другие немцы, и их будет намного больше. Только сейчас до него дошло, какую допустил ошибку, не бросив коня, но продолжал движение, уже точно зная, что в этом направлении ехать нельзя. И ничего не мог с собой поделать — будто злой рок сковал его волю.

Да не было никакого рока! Просто проявилось обычное свойство русского характера, которое можно выразить одним непереводимым на другие языки словом «авось». Что из того, что он буквально вышибал это слово из своих солдат и офицеров и считал, что сам избавился от него навсегда, потому что никогда в его расчетах не было места этому поганому слову. Но сейчас ненавистная особенность национального характера, укоренившаяся глубоко в сознании надежда на «авось», завладела им. Он приближался к немцам, уповая на чудо, на то, что ему удастся проскочить. А там, за поворотом, он избавится от коня и растворится в лесу.

Немцы сразу повернули головы в его сторону. Лейтенант встал, когда всадник приблизился.

Офицер поднял руку, и Бекешев остановил коня.

— Сойдите с коня и предъявите документы, господин обер-лейтенант, — приказал лейтенант.

Семь вооруженных винтовками солдат и офицер с расстегнутой кобурой. Судя по той небрежности в одежде, которые позволили себе немцы, они были ветеранами. Маскарад Дмитрия был излишним — они потребовали бы документы, окажись на его плечах даже генеральский мундир. Совершенно не вовремя всплыли в памяти горькие слова отца: «Тебя повесят, если поймают». И все же Дмитрий попробовал вытянуть максимум возможного из безнадежной ситуации.

— Конечно, лейтенант, — негромко ответил он.

Пустил коня шагом вперед, направив его на лейтенанта и солдат. Остановился возле них и неторопливо начал спешиваться. Встал на землю спиной к лейтенанту и троим стоявшим рядом солдатам. Когда развернулся к ним лицом, в руках у него уже были парабеллумы.

Стрелять начал одновременно с двух рук. Все четверо, стоявшие меньше чем в метре от него, получили по пуле. Промахнуться было практически невозможно, и на мундирах убитых остались даже пороховые пятна от выстрелов. Они умерли, глядя в лицо русскому офицеру, и потому не увидели пистолетов. По ту сторону тропинки не поняли, в чем дело, но сказался опыт войны. При звуке выстрелов солдаты автоматически залегли в высокой траве, и Бекешев, присев на корточки, чтобы расстрелять остальных из-под брюха лошади, никого уже не видел. Да и конь, не приученный к стрельбе, рванулся вперед, и Дмитрий остался без прикрытия. Знал, что в таком бою преимущество на стороне того, кто занял более высокую позицию. Он расстреливал солдат сверху, засекая их положение по стволам винтовок. Две из них дернулись и скрылись в траве — он попал, но пистолеты опустели. Клацнули затворы двух оставшихся винтовок, и Бекешев покатился по земле, опередив выстрелы на мгновение. У него была лишь секунда, пока они перезарядят винтовки. Отбросил бесполезные уже пистолеты и бросился на того, который был ближе. Солдат передергивал затвор, завороженно глядя на обер-лейтенанта, который в три прыжка преодолел расстояние между ними. Он только успел послать пулю в ствол, как получил удар ногой в голову. Бекешев подхватил винтовку и упал, разворачиваясь так, чтобы оказаться лицом к последнему солдату. Они одновременно выстрелили в упор и промахнулись. Солдат, настоящий великан, схватил винтовку, как дубину, и бросился на своего врага, зная точно, что тому не хватит времени ее перезарядить. Когда встретились посередине, немец, не мудрствуя лукаво, саданул сверху вниз, как будто колуном полено рубил. Дмитрий еле успел отскочить назад и, в свою очередь, сильно ткнул солдату в солнечное сплетение концом ствола. Несмотря на боль и остановившееся дыхание, солдат устоял и ударил прикладом уже снизу. Первый раз в своей жизни Бекешев пропустил удар. Он выронил винтовку и упал изумленный тем, что его противник устоял. Солдат решил, что дело сделано. Держа винтовку за ствол, он поднял ее, как поднимают топор, чтобы добить, и рухнул на землю от удара по ногам. Подниматься с земли они начали одновременно, но быстрота движений у противников была неодинаковой. Немец еще стоял на коленях, когда Бекешев, доведенный до белого каления первым в своей жизни поражением от простого солдата, изо всех сил ударил ногой круговым движением. И не оставил немцу никаких шансов. Сапог в этот раз не сбрасывал и хруста позвонков не услышал.

Он осмотрел поле битвы. Те четверо были убиты. Солдат, на которого он прыгнул, приходил в себя и медленно покачивал головой, стряхивая оцепенение. Еще двое были ранены, но останутся жить. Уцелевший в мясорубке солдат им поможет.

Бекешев пошел было за пистолетом лейтенанта, но увидел множество солдат на другом конце поляны.

Снимая на ходу винтовки, они бежали к нему, привлеченные выстрелами. Тогда он вытащил портсигар и бросил щепотки смеси на свои пистолеты. Рванулся в лес и за первыми же деревьями густо рассыпал всю смесь по земле, после этого закинул портсигар в кусты и побежал. Не знал он, что у немцев не было собак.

Погоня за ним началась сразу, как только подошедшие солдаты увидели места побоища. Немцы поклялись, что враг живым не уйдет.

34

Они неотступно гнались за штабс-капитаном, постепенно сужая круг. Первые полчаса немцы шли по следу русского. А потом он как будто растворился в воздухе. Но этого времени оказалось достаточно, чтобы безошибочно определить район поиска. Вызвав на подмогу еще две роты, немцы пошли по лесу, проверяя каждую нору. В крупные расщелины бросали гранаты и потом посылали солдат проверить. Густая крона больших деревьев была предметом особого внимания. Любой кустарник обшаривался с тщательностью поиска иголки в стоге сена. Все поленницы в лесу были разбросаны, все охотничьи сторожки скрупулезно обысканы. Немцы координировали свои действия по радио, и потому никаких зазоров между их цепочками не было. Они получили приказ стре пять на поражение, даже если русский выйдет навстречу с поднятыми руками. Верить ему нельзя — пусть лучше сдохнет. Офицеры понимали, что любая попытка взять в плен русского приведет к новым трупам. Не сейчас, так потом, когда этот опасный враг очередной раз сбежит. Хватит! Никакого суда и следствия… Трибунал, ясное дело, не помилует его, но это не имело значения — они сами хотели расправиться с ним.

Через несколько часов Бекешев понял, что ему не уйти. Болела челюсть, и боль стреляла в голову, хорошо еще зубы не качались. Хотелось лечь и лежать, ни о чем не думая, смотреть в небо, а потом с улыбкой встретить погоню: «Ваша взяла,