Белая кость - Роман Солодов

потому что вы евреи. А я не обману. Решайте. Как вы решите, так и будет, — он молил о спасении его жизни негромким и спокойным тоном.

— Хорошо, — неожиданно легко согласился с его предложением хозяин. — Мы спрячем господина русского офицера и надеемся, что он не забудет о своем обещании. О какой сумме может идти речь?

— О большой. Достаточной, чтобы вы смогли купить всю эту деревню и еще пару окрестных. Кстати, можете записать мой адрес, и, когда закончится война, напишите туда. Даже если я не доживу, вам вышлют деньги. Но для этого я должен хотя бы дойти до своих. У вас есть, на чем писать?

Хозяин отвел его в закуток без окон, дал тощую свечку и указал на некое подобие топчана.

— Отдыхайте здесь без страха, господин русский. Вас никто не найдет, — сказал он, пряча глаза, и пошел к выходу.

Дмитрий знал, что его наверняка выдадут, что ему осталось совсем немного жизни на этом свете. Пока хозяин вел его в эту западню, он оставил все мысли о побеге, сопротивлении, им овладело удивительное безразличие к своей судьбе, и только об одном жалел — что никто не узнает, как умер. А так и умер — удивительным образом исполняется мрачное пророчество отца: «Тебя повесят». Он не читал единственную молитву, которую знал: «Отче наш». Он сделает это, когда поведут на казнь, хотя ему Христос не помог…

Может, не зря Ира в него не верила. А разве ее молитва ему поможет? Не сразу вышло тогда. Когда он в первый раз повторил за ней незнакомые ему слова, Ира невольно рассмеялась и сказала, что с таким произношением Создатель при всех его возможностях не поймет ни одного слова. Она была терпелива и научила его выговаривать все правильно.

Он не будет вручать себя ее (и его) Богу — все равно не услышит. Но эти слышанные из ее уст слова, которые он сейчас повторит, помогут ему еще раз увидеть Иру, ибо, когда он читал ее молитву — в окопах ли, в плену — перед ним ясно возникал ее образ. Сейчас, когда жить осталось чуть больше часа, он хочет видеть только эту женщину. Да простят его родные!..

Пусть за ним придут, он будет молчать и — видеть ее.

Бекешев дождался, когда закроется дверца за хозяином, закрыл глаза и начал громко молиться:

— Шма Иизраэль Адонай Элоэйху Адонай Эхад…

36

Темная толпа согнанных со всех домов евреев стояла на небольшой деревенской площади. Староста, у которого были свои счеты к русским — казаки надругались над его дочерью, — подошел к сидящим на лошадях офицерам и доложил, что все жители здесь. Он сам проверил. Только в трех домах остались калеки, неспособные передвигаться, и там уже поставили солдат для их охраны. Немцы переворошили хозяйственные постройки, тщательно протрусили сено, не побрезговали заглянуть во все отхожие места, но русский как сквозь землю провалился. Оставалась надежда, что кто-то из жителей, соблазненный деньгами или обещаниями или запуганный угрозами, прячет его. С угрозами все ясно — жители здесь, и русскому некого брать в заложники. Остались деньги. Время от времени до офицеров доносился тяжелый запах грязных тел, и они невольно морщились. Но сейчас надо преодолеть брезгливость и подойти к ним. Майор был уверен в успехе, хотя уверенность его таяла с каждой минутой. Если бы они хотели выдать этого русского, то уже сделали бы это. Но может, они не знают, что он русский — тот мог представиться им дезертиром, или евреи хотят узнать сначала, какое будет вознаграждение? Это народец всегда был корыстным, всю свою историю… Как он выжил в веках? Ладно, сейчас не об этом…

Он подъехал на лошади к толпе и обратился к ним на немецком, зная, что идиш позволит им точно понять его:

— Господа!

По толпе прошел шорох. Так к ним еще не обращались.

— В вашей деревне прячется человек. Он мог кому-то из вас сказать, что он немец и просто не хочет больше воевать. Но это не дезертир. Это русский офицер.

Толпа заволновалась.

— Более того! — повысил голос майор. — Это казак, переодетый в нашу форму, разведчик. У него сведения, которые, попади они к русским, приведут к тому, что здесь снова появятся казаки. Он подло убил наших товарищей, и мы жаждем его найти.

Офицер смолк и оглядел гомонящую толпу. Прошла минута, но никто не вышел вперед.

— Не бойтесь ничего. Мы защитим ваш дом. А если ваше имущество все же пострадает при поимке казака, мы все возместим.

И опять никто не вышел вперед.

— Более того, мы заплатим награду. И не думайте, что это обман. Мы не будем никуда писать, чтобы вам выдали деньги. Никуда не будем вас посылать за ними. Вы их получите здесь и сейчас.

Майор достал из кармана бумажник и вытащил оттуда все свои марки.

— Вот здесь у меня… — он запнулся, забыв, сколько у него денег точно.

— Господин майор, позвольте мне внести свою долю, — услышал он голос лейтенанта.

Обернулся и увидел, что лейтенант тоже вытащил из бумажника все деньги и протягивает их ему.

— Спасибо, лейтенант, — майор взял деньги и приложил их к своим.

— Господин майор, если позволите, — к нему шел солдат и протягивал несколько марок.

Майор оглядел площадь. Все его солдаты, сломав круг, шли к нему, держа в руках деньги. Они отдавали всё, желая найти этого русского, который несколько часов назад безжалостно убил их товарищей.

Майор принял деньги от всех, сложил их в одну толстую пачку и поднял руку. Почувствовал вдруг, что в горле у него стоит ком. Откашлялся.

— Я даю слово офицера кайзеровской армии, что все эти деньги будут вашими, как только вы укажете место, где он прячется. Вы их получите до того, как мы его найдем.

Когда они покидали деревню, лейтенант подъехал к майору:

— Господин майор, если позволите…

— Я слушаю вас, лейтенант.

— Может, все же стоило переворошить их дома?

— Есть две причины, по которым я не стал этого делать. Через эту деревню прошли казаки, и после них евреи встречали нас как своих освободителей. И вторая — это народ жадный. За такие деньги они бы своего выдали с потрохами, не говоря уж о казаке. А искать все равно бесполезно: если они действительно спрятали его, то поверьте мне — мы бы никогда его не нашли. За века насилия в этих краях они приобрели такой опыт укрывания, что нам тут делать нечего.