Призрак Оперы - Гастон Леру

– Это зависит от того, выберемся ли мы отсюда целыми иневредимыми, – сказал я. – Но нужно сохранять хладнокровие. Почему он связалвас, мадемуазель? Вы же не можете убежать из дома, и он знает это.

– Я пыталась покончить с собой. В тот вечер, принеся менясюда без сознания, он ушел повидаться, как он сказал, со своим банкиром иоставил меня на время одну. Вернувшись, он нашел меня в крови» – я хотела убитьсебя, разбив голову о стену.

– Кристина! – застонал Рауль и зарыдал.

– Потом он связал меня. Мне не разрешено умереть доодиннадцати часов завтрашней ночи.

Весь этот разговор через стену был более осторожным ипрерывистым, чем я способен передать, воспроизводя его здесь. Мы частозамолкали, думая, что слышим скрип деревянных полов, шаги». И Кристина пыталасьуспокоить нас, говоря: «Нет, это не Эрик. Он ушел. Он действительно ушел. Яслышала, как он открыл и закрыл проход через стену к озеру».

– Мадемуазель, – сказал я, – монстр связал вас, и он же васразвяжет. Вы сможете заставить его сделать это, если будете действоватьправильно. Не забывайте, что он любит вас.

– О, если бы я только могла забыть это!

– Улыбайтесь ему. Просите его, скажите, что веревкипричиняют вам боль.» Но она прервала меня:

– Ш-ш, я слышу какие-то шаги! Это Эрик! Уходите! Уходите!

– Мы не можем уйти, даже если бы захотели, – сказал я сударением, чтобы произвести на нее впечатление. – Мы не можем покинуть комнату!И мы в камере пыток!

– Тише!

Мы замолчали.

Тяжелые шаги медленно приблизились к стене, затемостановились, и пол опять заскрипел. Затем раздался тяжелый вздох, за которымпоследовал ужасный крик Кристины, и мы услышали голос Эрика:

– Простите, что я показываю вам такое лицо… Я прекрасночувствую себя, как видите! Этот человек сам виноват. Зачем он звонил? Иногда,когда люди проходят мимо, они спрашивают, который час. Но этот человек никогдане спросит больше, который час. Виновата сирена… Всего лишь один вздох,глубокий, ужасный, идущий из бездны души… Почему вы закричали, Кристина?

– Потому что мне больно, Эрик.

– Я думал, что напугал вас.

– Пожалуйста, развяжите меня. Я все равно останусь вашейпленницей.

– Но вы опять попытаетесь убить себя.

– Вы же мне дали время до одиннадцати часов ночи, Эрик.

Шаги опять медленно двинулись по полу.

– В конце концов, поскольку мы умрем вместе и поскольку ятоже спешу, как и вы Да, с меня достаточно этой жизни, вы понимаете? Подождите,не двигайтесь, я развяжу вас… Вы только должны сказать одно слово:

«Нет» – и все закончится немедленно, для всех. Вы правы! Выправы! Зачем ждать до завтра? Ах да, потому что так благороднее.. Я всегда былв плену у внешних приличий – какое ребячество! Мы должны думать только о себе вэтой жизни, о нашей собственной смерти. Все остальное – неважно. Вы смотрите наменя, потому что я мокрый? Ах, дорогая, мне не надо было выходить. Идетпроливной дождь. Вы знаете, Кристина, мне кажется, у меня галлюцинации.Человек, который только что звонил в дверь сирены, – я сомневаюсь, что он будетзвонить на дне озера, – он выглядел, как так, повернитесь. Вы удовлетворены? Выразвязаны… Боже мой! Ваши руки, Кристина! Я причинил вам боль? Этого одногодостаточно, чтобы я заслужил смерть. Говоря о смерти, я должен пропеть реквиемв память о Нем. Когда я услышал эти слова, у меня появилось ужасноепредчувствие. Я тоже однажды нечаянно позвонил в дверь монстра, конечно, – незная этого. Вероятно, я привел тогда в действие какую-то системупредупреждения. Мне вспомнились две руки, появившиеся из-под черной воды. Ктобыл тот бедняга, который смог пробиться к этому берегу? Мысль о нем почтипомешала мне порадоваться хитрости Кристины, даже когда Рауль прошептал мне наухо эти волшебные слова; «Она развязана!» Кто? Кто этот «другой мужчина», радикоторого теперь исполнялся реквием?

Ах, какое величественное и неистовое пение! Оно сотрясаловесь дом у озера и заставляло дрожать землю. Мы приложили ухо к стене-зеркалу,чтобы лучше слышать, удалась ли хитрость Кристины, хитрость, на которую онапошла ради нашего освобождения, но сейчас мы слышали только реквием. Это была,скорее, служба по осужденным. Там, глубоко под землей, эта музыка вызывалатанцы демонов в кругах ада.

Я вспоминаю, что «Dies Jrae», которое пел Эрик, обволакивалонас, как гроза. Да, мы слышали гром и видели молнии вокруг нас. Конечно, Яслышал его пение раньше. Он доходил даже до того, что заставлял петь каменныхбыков с человеческими головами во дворце Мазендерана. Но я никогда– не слышал,чтобы он пел так, никогда! Он пел, как бог грома.

Затем орган и голос замолкли так внезапно, что Рауль и яотступили от стены. И голос, вдруг резко изменившийся, раздраженно проскрипелпо слогам:

– Что вы сделали с моим мешком?

(Продолжение истории перса)

– Что вы сделали с моим мешком? – повторил голос взбешенно,и Кристина, должно быть, задрожала не меньше, чем мы сами. – Вот почему выхотели, чтобы я развязал вас! Чтобы взять мой мешок!

Мы услышали быстрые шаги – Кристина поспешила обратно вспальню Луи-Филиппа, чтобы найти прибежище перед нашей стеной.

– Почему вы убегаете? – сказал зло голос Эрика, которыйследовал за ней. – Верните мой мешок! Разве вы не знаете, что это мешок жизни исмерти?

– Послушайте меня, Эрик, – услышали мы печальный голосКристины. – Поскольку мы собираемся жить вместе, что из того, если я возьмуэтот мешок? Ведь все ваше теперь принадлежит мне.

Она сказала это так трогательно, что мне стало жаль ее. Беднаядевушка должна была собрать последние силы, чтобы преодолеть этот ужас. Но намонстра такие детские, наивные слова не могли произвести впечатления» – Выхорошо знаете, что в этом мешке два ключа, – сказал он. – Что вы хотели сделатьс ними?

– Я хотела посмотреть эту комнату, которую никогда невидела, – ответила она, – комнату, которую вы всегда скрывали от меня. Этоженское любопытство! – добавила она, как ей казалось, игриво, но слова еепрозвучали так фальшиво, что, вероятно, лишь усилил» подозрения Эрика.

– Мне не нравятся любопытные женщины, – резко возразил он. –Вы лучше вспомните сказку о Синей бороде и следите за своими шагами. Вернитемне мой мешок. Верните его обратно! Оставьте этот ключ, моя любознательнаядевочка! – И он засмеялся, когда Кристина вскрикнула от боли.