В старом Китае - Василий Михайлович Алексеев

ковыляющие по грязи и пыли крестьянки, несущие к тому же еще тяжести на плечах, и, что самое страшное, — только что искалеченные маленькие девочки, сидящие в стороне от ребячьей беготни.

Около 4 часов подъезжаем к уездному городу Фупин. Возчики хотят остановиться на ночлег: погода пасмурная, а до следующей гостиницы еще 20 ли. Но Шаванн — ни в какую. В таких случаях его педантизм переходит в одержимость. Едем далее. Темнеет, холодно. Дорога, до этого такая прямая и гладкая, вдруг начинает выделывать невероятные зигзаги. Возчик говорит, что это сделано нарочно, чтобы сбить с толку злых духов, которые предпочитают прямые трассы. Наконец, сделав тысячу извивов, подъезжаем к деревушке. Хозяева харчевен наперерыв зазывают к себе, да так энергично, что первое время кажется, что нас отчаянно ругают.

14 сентября. Выезжаем, когда небо еще только сереет. В полутьме причудливы фигуры памятников, стоящих при дороге. Вся местность обильно усеяна ими. Многие из них в затейливых кирпичных рамах с орнаментом и колокольчиками.

Доезжаем до Динцзыфан. Идем пешком через весь город. Любопытство выгоняет все население на улицу. Наши обозы и следующая за ними толпа, все увеличивающаяся, принимают характер какого-то шествия, которое обрывается только у ворот харчевни. Хозяин любезно разговаривает с нами, предлагает покурить опиуму. Оказывается, в этих местах население поголовно курит опий. «Из десяти человек десять и курят», — смеясь, говорит возчик Чжэн. Засыпка опиума на день стоит всего 30 чохов, т. е. дешевле еды.

Едем. Показываются горы. Начинается история с подъемами и спусками. Доезжаем до могилы танского императора Хуэй-цзуна. От самой могилы нет и следа, но осталась интересная галерея: единорог в пламени, пышущем из плеч, страус, пять лошадей и десять фигур с мечами, смиренно прижатыми к груди.

Начинает темнеть. Мы сбиваемся с дороги и долго кружим, сворачивая и снова возвращаясь к тому же месту. Наконец какой-то прохожий берется быть проводником, и мы добираемся до города Пучэна в полнейшей тьме. Обретаем обетованную гостиницу и чувствуем себя прекрасно, как вдруг... несчастное открытие: Шаванн потерял свой малый фотоаппарат. В отчаянии Шаванн не знает, что делать. Цзун успокаивает его: «Завтра, как рассветет, обязательно уж кто-нибудь заметит, ну, и принесет, конечно, в ямынь. Вот если бы украли, — тогда другое дело». Возчик Чжэн по этому поводу рассказывает, что в случае кражи полезно положить на след вора пару палочек и чашку риса. Так как палочки обозначаются словом куай, что также значит быстрый (хотя иероглиф, конечно, совсем другой), а рис — фань, что означает арест, то получится следующее заклинание: да будет вор (это подразумевается) быстрее (куай) арестован (фань).

Очень многие суеверные приметы происходят, подобно этой, из простой игры слов. Сам китайский язык, в котором слова обозначают что-либо определенное только тогда, когда они стоят рядом с другими, толкает на такие ребусы. В разговорном языке они часто создаются невольно, без всякого желания сказать каламбур.

15 сентября. Утром Цзун отправляется на поиски. Мы ждем, готовые тронуться. Извозчики трескуче болтают, забравшись на мою телегу. Всякий раз, когда я слышу, как говорят китайцы между собой, я убеждаюсь, что понимать «настоящую», т. е. небрежную, обращенную к равному, речь много труднее, чем говорить. В этом таится большая опасность для путешественника-лингвиста часто забывающего, что та речь, которую обращают, к нему, — фабрикат для иностранца, а «настоящая» речь, без снисходительной внимательности, отнюдь не представляет собой явное тождество слов со смыслом, и, чтобы понимать ее, надо научиться «читать между строк».

Возвращается Цзун и привозит промокший, но целехонький аппарат: ему передал его первый же встреченный на пути!

Едем все по той же лессовой равнине. Но вот начинается ужасный спуск к реке Ло: круто, скользко, колея дороги обрывается и первая же телега валится набок. Возчики выпрягают мулов, завязывают колесо и на руках спускают телегу за телегой.

Процедура длится долго, больше часу. Справившись, наконец, с этим препятствием, подъезжаем к реке и видим картину, от которой у нас падает дух. Река вздулась от дождей и мчит вперед неудержимо. На противоположной стороне паромная барка готовится к отплытию. Вот она отчаливает, течение подхватывает ее и несет. Лодочники выпрыгивают в последний момент и удирают, а публика высаживается где-то у черта на куличках. Положение наше до смешного пиковое. Идет дождь, и возвратиться назад в Пучэнсянь — значит карабкаться на скользкий утес по безнадежной дороге с обвалившимися колеями. Надо действовать. Идем вниз по реке, находим барку, привязанную к дереву, впрягаемся все, включая Шаванна, и по-бурлацки тянем лодку вверх. Притащили. Что делать дальше? Откуда-то прибегают лодочники и собираются переезжать. Лодка снова, подпрыгивая, несется по течению и пристает на значительном расстоянии. Лодочники привязывают лодку и уходят... Кричим, ругаемся — никакого впечатления, остаемся с носом. На нас нападает нервный смех, и это смягчает положение.

Темнеет. Забираем вещи в полуразвалившуюся фанзу на берегу. Фотограф Чжоу приносит заваренный чай: оказывается, ходил для этого на верх горы. Пьем с наслаждением, едим консервы и заваливаемся спать не раздеваясь, вповалку.

16 сентября. Просыпаемся. Дождь, холодно. Река заметно вспухла. Барка на противоположном берегу стоит себе, как стояла. Затем появляются люди, пригоняют быков. Дело начинает двигаться. Быки и люди впрягаются и тащат барку на далекое расстояние вверх, потом с сумасшедшей скоростью барка несется вниз. Шаванна подобная перспектива не вдохновляет, и он решительно стоит за возвращение в Пучэнсянь. Я — за переправу. Появляются наши возчики и с ними человек десять крестьян. Это решает дело. Снова впрягаемся и тянем барку, затем взводим три телеги, и... какой-то момент кажется, что все кончено, но в следующий за ним мы уже счастливо выбираемся на удобный берег. Через полтора часа под энергичным командованием Суна и остальные две телеги выбираются на берег.

Итак, мы вновь на прежней дороге. Доезжаем до местечка в четырех ли от берега и останавливаемся: возчики голодны и измучены, а впереди — большой скат, на который надо взбираться.

Брожу по местечку. На большом просторном дворе осел ворочает жернова. Глаза у осла закрыты наглазниками с нарисованными на них «для красоты» глазами. Мальчуган следит за этим «двигателем» с сознанием ответственности.

Перед многими домами вижу каменные столбы с изображением обезьяны, протягивающей персик. С древнейших времен в Китае существует поверье, что нечистая сила старается проникнуть в жилой дом человека через двери, т. е. к дому ведет прямая дорожка для злых духов. Остановить это нежелательное проникновение можно разными способами. Очень часто против дверей сооружают небольшую каменную стену, экранирующую вход. Еще лучше противопоставить темной