В старом Китае - Василий Михайлович Алексеев

Идем по улице, исключительно занятой изготовлением вещей для похоронных процессий. Затем следует улица мастеров шелкопрядения и производства чудесных мохнатых полотенец. Подобную специализацию улиц по ремеслам я наблюдал и в Кайфыне. Ремесленники тут и живут, и производят товар, и продают его. По словам старика, ремесленники считают дурным предзнаменованием мыть руки до конца работы: вымытые руки означают отсутствие работы. И если им крикнуть вдруг «помой руки», они сердятся и пугаются. Табу на отдельные слова — весьма частое явление в китайском быту. Во время праздников и дней рождения запрещено употреблять такие слова, как плакать, несчастье, умирать, болеть. Женщины избегают слова уксус, так как для китайцев кислота — это символ боли, горькой печали, и в разговорном языке пить уксус значит — ревновать. Таких примеров много, и для изучающего китайский язык они весьма интересны.

Старик словоохотливо рассказывает о своем житье. Жалуется горько-горько, что его двадцатилетний сын все еще не женат: денег на свадьбу не скопить никак.

Подобные сетования мне слышать не впервой, это никакое не исключение. Свадьба стоит так дорого, что бедный человек при всей своей готовности вступить в брак и при почти враждебном отношении к холостяку прямо не в состоянии оплатить гадателя, сваху, выкуп, подарки, наемный выезд и прочее и в отчаянии предпочитает просто отказаться от свадьбы. Свадьба сопровождается обязательной помпой, истощающей благосостояние семьи. Это — единственный праздник в жизни человека, следующая помпа — уже похороны.

По своему обыкновению, я на ходу читаю и записываю надписи, вывешенные на домах: на дверях, на фасадах, на коньках крыш и в любых других местах (иногда самых неожиданных). Среди них часто встречается надпись: ишань, что означает просто добро. Старик говорит, что есть такая поговорка: «Один знак шань изгонит сто бед». Другая, часто встречающаяся надпись — «Дух согласия и лада» (хэ-ци) — также является подголоском пословицы: «Дома ладно, с людьми ладно — и все дела твои сладятся». Эта пословица имеет массу вариантов, говорящих о том, что согласованность с другими, домашний и общественный лад производят все блага жизни. Популярность этих пословиц огромна, особенно на народных картинках.

В надписях, вывешенных на домах, часто поминается Цзао-ван — бог домашнего очага, или, попросту, кухонный бог. Величание и ублажение его является самым распространенным в Китае религиозным обрядом; «Если в доме заводится лиса — оборотень, наваждение или злой дух, — говорит старик, — то очень полезно вывесить надпись о том, что здесь живет Цзао-ван. Нечисти тогда покинут дом».

Наконец, старик заводит меня в темный, узкий переулок, где продаются лубочные картинки всех сортов — цель моих исканий.

Снова нахожу чрезвычайное разнообразие их сюжетов, и снова, как и вообще в китайском лубке, театральный сюжет абсолютно доминирует. На одной картине изображен наиболее древний и любопытный вид китайского театрального представления под открытым небом. Совсем, как мы на днях видели это на площади, только на картине труппа бродячих провинциальных актеров пришла к императорскому дворцу для исполнения деревенской пьесы, так называемой «Жатвенной песни», янгэ. Труппа состоит из основных деревенских персонажей — монаха, старухи, крестьянина, рыбака и прочих. Монах изображен с частично голым отвислым чревом: иконографическая подробность, символизирующая божественный покой, пересаживается в театральное представление. Изображение монаха сильно смахивает на шарж, что очень типично для китайского театра, который то боится богов, то издевается над ними.

Весьма интересна картинка, изображающая деву-воина. За плечами у нее перья фазана и лисьи хвосты, на голове диадема с зеркальцами. Воинственная женщина, которую, конечно, играет актер-мужчина, манипулирует двумя кривыми саблями не хуже воеводы-генерала, но ножки у нее нарисованы маленькие (поэтическая вольность художника). Несмотря на чрезвычайно скромную роль женщин в истории Китая, в театральных драмах часто фигурируют воинственные героини, мстящие за несправедливость, борющиеся за счастье.

Глава VI

ВОЗВРАЩЕНИЕ НА СЕВЕР ЧЕРЕЗ ШАНЬСИ

6 сентября. Сложная и долгая упаковка эстампажей и картинок плюс писание писем анонимным друзьям (адресами которых меня снабжают все здешние мои знакомцы) с просьбой прислать новогодние лубки в Пекин — все это полностью заняло весь вчерашний день.

Телеги, добытые с огромными трудностями и только благодаря содействию фаньтая, ждут во дворе. Идем прощаться в миссию. Нас снабжают хлебом и табаком в дорогу, приносят вино и кофе. Католик-китаец, отец Чжан, написал нам целый путеводитель: он — великолепный знаток древности вокруг Сианьфу.

Прощаемся, жмем руки, едем.

Подъезжаем к реке Вэй. На противоположной стороне реки сто бурлаков, группа за группой, тянут нечто, доселе мной невиданное и принятое вначале за землечерпалку. Переправляемся на пароме через реку и видим, что это просто очень широкие, солидные баржи с треугольными жилыми постройками на корме, продолжение которых в виде рогули украшено бахромой, висюльками, кружочками, листьями — все из железа. «Для красоты», — говорят кругом.

Въезжаем в Сяньянь. Идем через весь город. Пыльно, душно, невыносимый смрад опиума. Опиум и вата — продукты местной промышленности.

На улицах, у ворот многих домов стоят бочонки с водой. Над ними — надпись: «Вода величайшего мира». Видимо, это просто противопожарная мера, хотя и не без суеверного оттенка. Однако перед опиумной лавкой над таким бочонком иная подпись: «Приветствуем бога огня!» Здесь, очевидно, решили, что прямое заискивание перед богом — более надежное средство, хотя и воду на всякий случай иметь нелишне.

В гостинице долго ждем обеда. Оказывается, не особенно-то здесь любят пользоваться огнем. Зато опиумные горелки чадят вовсю.

7 сентября. По указаниям отца Чжана, едем на север — искать знаменитую скульптуру Танской династии. Проезжаем по плоской и необъятной равнине. С обеих сторон дороги, медленно вращаясь, разворачивается однообразная картина полей. Всюду фигурки крестьянок, сидящих на корточках перед грядками. Снова изумляюсь той безупречной тщательности, с которой китайцы обрабатывают поля. Каждое растеньице выхаживается с такой заботой... И ничто не спасает от нищеты.

По поводу китайского земледелия. Компетентные люди говорят, что Китай является родиной очень многих культурных растений, первым очагом мирового земледелия (таким образом, китайская культура древняя и самостоятельная и в прямом дословном значении: возделывания земли). По богатству культурных видов растений Китай должен быть поставлен на первое место. Это единственная в мире страна, в которой нет таких растений, которые не были бы преображены и культивированы человеком.

По дороге — инцидент. Шаванн захотел снять слепок с придорожного могильного камня. Только что Цзун заработал молотком, как на стук сбежалась целая толпа причитающих в ужасе крестьянок. Еле-еле удалось их успокоить. Впредь надо быть осторожней.

По