Авиатор: назад в СССР 12 - Михаил Дорин

взбегая на трамплин. Палуба ходит ходуном, а на посадку уже заходит очередной самолёт Су-27К.

Звучит сирена, и в начале посадочной палубы выходят четыре нити аэрофинишёров. Самолёт приближается. Ещё немного, и будет касание. Самолёт выравнивается. Колёса всё ближе, и раздаётся громкий удар! Словно гром разразился над палубой.

Двигатели ещё ревут, но Су-27К продолжает торможение, вытягивая на всю длину третий посадочный трос. Едва самолёт останавливается, как затихают двигатели. Истребитель убирает гак и складывает крылья перед заруливанием на стоянку.

— Сергей Сергеевич, всё готово, — подошёл ко мне техник со спины.

— Спасибо, — пожал я ему руку и направился к самолёту.

Борзов уже сел в кабину и отрабатывал движения органами управления. Я занял своё место.

— Запускаемся, Победоносец? — спросил я по внутренней связи Борзова, пристёгиваясь.

— Ага. Сейчас запрошу.

Руководитель полётами дал нам разрешение на запуск и Борзов приступил к данной процедуре.

Пока самолёт пробуждался, трясся и готовился к очередному вылету, я почувствовал неладное. Есть иногда такое предчувствие, что не совсем всё гладко.

— Саламандра, 243й, вырулить на стартовую, — запросил мой проверяемый.

— 243й, понял. Третья позиция, — ответил руководитель полётами.

Начали выруливать со стояночной площадки. Борзов не торопился, хотя в воздухе экипажи ему за это спасибо не скажут. Конвейер со взлётами и посадками на «Леониде Брежнев» очень плотный. К тому же, я почувствовал, как по педалям идёт вибрация.

— Гера, — вышел по внутренней связи на Борзова.

— Да.

— Всё хорошо?

— Ага. Только вот трамплин.

— А что трамплин? У тебя как дела? Семья, девушка?

— Всё хорошо. А девушки нет, — посмеялся Борзов.

— Помада тогда чья была? — удивился я.

— Это… в общем… там не по любви. Чисто спортивный интерес.

Пара вопросов и Георгий Борзов смог расслабиться. Самолёт остановился, и он начал выводить обороты двигателя на максимал. Кабина начала трястись. Техник снаружи держал поднятую руку вверх, обращая на себя внимание. Небольшое движение рычагом управления двигателей вперёд, и включились форсажи.

— Есть форсаж! Взлёт, — громко произнёс руководитель полётами.

Я взглянул на техника. Он поднёс руку к голове и резко показал в направлении трамплина.

— Взлёт! — скомандовал Гера, однако сквозь вибрацию и небольшой шум я услышал важнейшую команду.

— Запретил! Запретил! Ковёр!

А самолёт уже разгонялся по палубе.

Глава 23

Ничего не предвещало такой громкой и отчётливой команды. Во время взлёта с корабля, время имеет ценность, граничащую с «бесконечностью».

Затормозить практически невозможно. Если не удастся обрести опору в воздухе после схода с трамплина, нужно отвернуть самолёт и катапультироваться. Не отвернёшь — корабль проедет по тебе.

В нашем случае, никаких отказов двигателей или систем на самолёте не было. Параметры силовой установки в норме.

МиГ-29 уверенно начал задирать нос, взбегая на трамплин. В это время руководитель полётами продолжал сыпать запретами.

Борзов мог начать тормозить, так что я предусмотрительно задержал руку на рычаге управления двигателями.

Но этого не потребовалось. Георгий оказался сообразительным, не растерялся и сразу понял, чем нам грозит выполнение команды руководителя полётами. Как ни крути, а жить хочется.

Признаков отказа нет. Самолёт уверенно взобрался на край трамплина, сошёл с него и завис в воздухе. Скорость начала расти, просадки никакой не было. Ещё секунда, и МиГ-29 полностью обрёл опору в воздухе и продолжил набирать высоту.

— 243й, взлёт произвёл. На первом, — доложил Борзов.

В его голосе были слышны нотки радости. Конечно, парень впервые сам взлетел с корабля! Вот только сейчас начнётся самое интересное. Ведь просто так в эфир команду «Ковёр» не подают. В момент разбега некорректно от слова со всем.

В профессионализме местной группы руководства я не сомневаюсь. Соответственно, кому-то другому были адресованы слова руководителя полётами.

— 243й, я Саламандра, набор 1500. Займите зону ожидания.

Борзов отвернул вправо и перевёл самолёт в набор. В эфире шёл плотный радиообмен между экипажами и руководителем полётами. Хмурые облака начали понемногу расходиться и сквозь них стали пробиваться лучи солнца.

— Не наблюдаете, принял. 315й, в секторе 170–210 нет посторонних? — запросил руководитель полётами у одного из экипажей Су 27К.

— Визуально никого. На локаторе тоже, — отвечает 315й.

Похоже, что недалеко от нас орудует нарушитель. У данных модификаций Су-27К стояли РЛС Н001. Их максимальная дальность обнаружения не более 100 км.

А на нашем борту поставили новую РЛС «Паук-МЭ». Мне было всё прекрасно видно и на дальности в 160 км.

— Сергеевич, у меня… а что это на индикаторе? — спросил Борзов по внутренней связи, когда я поменял режим работы РЛС.

— Это называется бортовой локатор. У нас с тобой он помощнее, чем на Су-27К.

— И мы собираемся кого-то высмотреть?

Пока Борзов продолжал удивляться, я заметил на локаторе метку от достаточно большого самолёта и… ещё одну, отделившуюся от него.

Первая мысль была, что самолёт-разведчик «Орион» скинул радиогидроакустический буй. Но уж слишком большой буй! Да ещё и летит он в нашу сторону.

— Саламандра, 088му. Наблюдаю. Один большой и один маленький. Разделились, — доложил я на корабль и передал координаты меток.

— Понял, вас. Внимание, всем бортам на посадку.

В воздухе четыре экипажа, взлетевших с корабля. Чтобы нам всем сесть, понадобиться не менее 10–12 минут. А если верить расчёту на локаторе, то через 9 минут противник выйдет в район авианесущего крейсера.

— Саламандра, 088й, меньшая метка снизилась и следует с курсом 140°. Дальность 115.

— Мы не наблюдаем, — вышел в эфир один из лётчиков, выполнявший заход на посадку.

Пока нет, но я-то вижу.

Руководитель полётами дал нам команду снижаться. Борзов не стал тормозить и резко начал менять высоту.