Лавровый венок для смертника - Богдан Иванович Сушинский

нервы, чтобы вытащить его из устроенной вами западни.

— Господи, какая же я дура! — Эллин понимала, что раскаяние Валерии относится не к тому, что она засадила за решетку невинного полицейского, а тому, что поверила ей.

— По-настоящему вы осознаете это, когда дело дойдет до суда, на котором Овелен выложит все подробности найма ее на подворотно-шлюшную работенку.

— Но ведь она же…

— …Выложит, миссис Удайт, выложит. Можете в этом не сомневаться. Откуда-то же мне стало известно, что платить за шантаж должны вы, а не настоятельница ближайшего женского монастыря!

Звуки, долетевшие до слуха Грей из телефонной трубки на сей раз, были чем-то средним между стоном самобичующейся гимназистки и рычанием неудовлетворенной самки. Но, при любом толковании, они способны были вдохновлять сочинительницу вселенских драм, предвещая — как военные трубы — близкую победу.

— Он и в самом деле все еще в тюрьме?

— Почему «все еще»? С каких это пор насильников стали отпускать на волю, как несовершеннолетних хулиганов?

— Потому что человек, покровительствовать которому взялись вы, не может долго засиживаться не то что в камере предварительного следствия, откуда вытащить-то его не столь уж и сложно, но и на электрическом стуле.

— По-моему, вы опять льстите мне, миссис Удайт, — окрысилась Эллин, но уже менее агрессивно. — Да только меня это не умиляет.

— Так все же, где он?

— Ладно, не стану терзать вас, — неожиданно для самой себя смилостивилась Грей. — не скрою, мне уже пришлось поработать. И теперь он здесь, в отеле. Правда, все еще под надзором полиции. Что-то вроде выезда на место преступления. Или следственного эксперимента. Как вы, леди Удайт, относительно того, чтобы поприсутствовать на следственном эксперименте, во время которого нанятая вами проститутка будет соблазнять нелюбимого вами офицера полиции?

Словно не слыша ее слов, Валерия облегченно вздохнула: если лейтенант Вольф не в камере, это уже вселяет надежду. Но лучше бы она не вздыхала. Эллин звонила ей вовсе не для того, чтобы выслушивать вздохи облегчения. А чтобы внимать рыданиям.

— Значит, теперь все складывается не так уж и плохо… для нас с вами.

— Для лейтенанта. Но не для вас, леди Удайт. Только для лейтенанта, и уж ни в коем случае не для «нас с вами».

— Думаете, он уже знает, кто ему подсунул эту сифилитичку? — вкрадчиво поинтересовалась Валерия. В глубине души ей все еще хотелось верить, что у Эллин хватит благородства не распространяться о том, кто стоит за Овелен.

— Она что, действительно больна сифилисом и состоит на учете?..

— Да нет, это я так, к слову. Хотя… ну что вы?! Не может быть. Во всяком случае, не думаю… — вдруг сама же и усомнилась в собственной уверенности. — В таком случае Овелен попросту не решилась бы. В конце концов, она ведь… профессионалка.

— Это-то и странно.

— В каком смысле?

— Что такая профессионалка, как она, — и вдруг связалась с вами, оказавшись втянутой в авантюру, сварганенную столь же безнадежной, сколь и бездарной любительницей.

— Не добивайте меня, Эллин. Мне и так тошно на душе, а вы еще и ведете себя, как гладиатор перед неиствующими трибунами. — «А ведь точно подметила, дрянь островная! — по-своему восхитилась Грей. — именно так: подобно гладиатору, занесшему меч над поверженным противником, но тянущим и тянущим время, чтобы насладиться не столько осознанием своего превосходства, сколько ревом трибун, — я и веду себя в эти минуты». — Лейтенанту уже известно, что за Овелен стоит мое имя?

— Пока что нет. Но, если оно станет известно Вольфу, суда вам не миновать. Как минимум три года тюрьмы обеспечено — это я вам гарантирую, как адвокат.

— И что, нельзя разубедить его в том, что?..

— При мне поклялся, что не успокоится, пока не доведет это дело до слушания в суде. И поскольку Овелен расколется на первом же допросе, то я вам не завидую. Послушайте, на что вы рассчитывали? Зачем вам все это понадобилось? Лейтенант полиции — совершенно новый человек на острове… К чему все эти страсти?

7

Удайт покаянно молчала. Эллин даже показалось, что в трубке раздались ее всхлипы. Что ж, когда человеку по собственной глупости приходится сменять особняки и виллы — на тюремную камеру, поневоле затоскуешь.

— К тому же мне стало известно, что вы уже успели основательно, именно «основательно», познакомиться с лейтенантом.

— Познакомилась, — вздохнула Валерия. — Вчера. Однако знакомство вышло абсолютно официальным, я бы даже сказала, великосветским.

— Ты ж подумаешь: «великосветским!».

— Интересно было узнать, на кого вы возлагаете надежды, на кого рассчитываете. Вот я и подкатилась к нему с разными дурацкими вопросами. Что-то вроде интервью. Не забывайте, что в какой-то степени я — журналистка.

— И тоже — любительница.

— Но по тому, как Вольф вел себя, — проглотила и это оскорбление Валерия, — мне вдруг показалось, что он мог бы оказаться полезным.

— Словом, вы решили, что, запутавшись в трусиках Овелен, лейтенант падет к вашим ногам, умоляя уладить сей щепетильный конфликт, спасти его, применить все свои связи, которых у вас, как оказалось, увы… То есть размечтались по поводу того, что очень скоро лейтенант окажется под вашим влиянием.

— Вынуждена признать, — кротко согласилась Валерия. — как на исповеди… Кстати, если уж мы решили играть в открытую… он присутствует при нашем разговоре?

— Ваши уединения на вилле явно не идут вам на пользу.

— И над этим тоже следует задуматься, — почти покаянно согласилась Удайт.

— Звонить вам, чтобы попытаться уладить этот конфликт миром, лейтенант не станет. Если уж он решится побеседовать с вами, то только так, чтобы видеть вас и при свидетелях. Но думаю, что и на это он тоже не пойдет. Вообще не станет общаться, пока вас не доставят к нему в кабинет под конвоем и в наручниках.

— Но почему вы спасаете только его, не спасая при этом меня?

— Потому что не он, а вы решили предать меня. Именно вы, счастливая владелица газет, особняков и приморских вилл…

Удайт вновь потребовалось несколько минут напряженного молчания, несколько минут ярости и самоуничтожения, чтобы, наконец, решиться:

— Кажется, я уже все осознала, Эллин.

— «Кажется»?

— Действительно осознала, леди Грей. Поймите, на сей раз я говорю со всей возможной искренностью, и если…

Даже бросив трубку на рычаг, Эллин все еще не сомневалась, что Валерия продолжает увещевать ее. И местную аристократку-авантюристку не смущало то обстоятельство, что в ответ она может слышать только гудки. Для нее важно было высказать все то, что угнетало, исповедаться, облегчить душу.

Грей отчетливо представляла себе, что в эти минуты островитянка была в состоянии, близком к прострации. Что очень даже