Ингвар и Ольха - Юрий Никитин

От удовольствия горячая кровь бросилась в ее лицо с такойсилой, что щеки защипало как ошпаренные. А Ингвар неожиданно добавил спренебрежением:

– Ей бы среди древлян жить. Там с коровами несчитаются. Берут за веревку и ведут, куда хотят.

Ольха опешила от нежданного оскорбления:

– За веревку? Это старинный обычай! Обычай умыкания!

Ингвар прищурился насмешливо:

– Самый древний, значит, самый лучший?

– Да, – отрезала она. – Что хорошего, когдамолодые сходятся по любви? Много понимают в своем телячьем возрасте! Куда лучшеу тиверцев, там все решают родители. Им, с их жизненным опытом, виднее, кого скем повязать, кто с кем уживется, от кого здоровые дети пойдут.

– А у древлян? – спросил он совсем насмешливо.

– Еще лучше, – отрезала она с вызовом. –Только настоящий мужчина способен похитить девку из чужого племени! Это непросто. Надо быть не просто лазутчиком, но суметь высмотреть ту, что по сердцу,подкрасться, схватить, связать и бегом унести, когда по пятам гонятсяразъяренные воины… От таких мужчин рождаются сильные дети. А те мужчины,которые не сумели добыть себе жен похищением, остаются без потомства. Так самибоги отсеивают слабых.

Он окинул ее придирчивым взглядом. Все верно, древляне побольшей части люди рослые, крепкие, мускулистые.

– Но как же ты? – спросил он.

– Что я?

– Не обидно, когда тебя схватят, как бессловесную овцу,и потащат неизвестно куда и кто?

Она гордо выпрямилась:

– Я княгиня!

– Это уже слышал.

– Княгинь не воруют. Мы сами решаем свою судьбу. Укнязей, в отличие от простолюдинов, хватает ума, чтобы выбрать то, что самоелучшее.

– Для них?

– И для племени.

Он выглянул в окно, бросил с мрачным удовлетворением:

– Повозку уже подогнали. Пошли!

Солнце клонилось к закату. Длинные тени перекрыли улицу,воздух был теплый, устоявшийся, а небо стало синим. Только на западе облакамедленно окрашивались алым светом.

У крыльца стояла повозка, запряженная тройкой коней. Дугибыли украшены лентами, словно на свадьбе, у коренного под дугой висел бубенчик.Даже Ингвар почуял неуместность такого украшения. Ольха ощутила его настроение,сказала просяще:

– Я дала слово. Могу я поехать верхом?

– Можешь, – ответил Ингвар. Тут же ощутил, чтосказал чересчур быстро, вынужденно, озлился на себя. – Но с тобой поедутмои люди.

– Благодарю.

Он кивнул дружинникам, Боян тут же подъехал ближе. Он был навороном жеребце, тот храпел как огненный змей, выворачивал шею, пытаясь цапнутьседока зубами за сапог.

– Возьми еще Окуня, – велел Ингвар. – И глазс нее не спускайте.

Боян смерил Ольху недобрым взором. Процедил медленно, срасстановкой:

– На этот раз не уйдет. Я горлицу бью на лету за сороксаженей. А стрелы мои острые.

– Я дала слово, – напомнила она, ужесердясь. – А я, в отличие от тебя, раба своего слова.

Она наблюдала, как воевода пытается сесть на коня, дышиттяжело, его чуть ли не силой усадили в повозку. Ту самую, что пригнали для нее.Когда Окунь заботливо укутал ему ноги медвежьей шкурой, словно старому деду,Ингвар чуть его не убил. В ответ непреклонный Окунь натянул шкуру до плеч,подоткнул за спиной, чтобы не дуло.

Ольха отводила взор. Противника хорошо видеть поверженного,но не униженного. Кровавый пес Олега заслуживает смерти, но не позора. Хотя нетпозора быть раненым и ехать в повозке. Может быть, видит позор быть раненнымженщиной? Которой победно скакать на коне, в то время когда его повезут, каккалеку?

Она ощутила легкий укор вины. Еще чуть, и лезвие ее мечананесло бы такую рану, что он бы не выжил. Или не выжил бы, чуть дольше скрывайту рану. Изошел бы горячей кровью… Что все-таки заставило его терпеть,скрывать?

Жаркая краска прилила к ее щекам, когда вспомнила, какомывала его рану, накладывала целебные листья, плотно завязывала чистым. Грудьу него оказалась еще шире, чем она думала, черные волосы покрывают широкиетвердые мышцы, словно вырезанные из старого дуба. Живот в ровных валиках мускулов,тоже слегка прикрытых волосами. Тогда она ничего не чувствовала, спешноврачевала, но сейчас в кончиках пальцев пошло странное жжение.

Да, он был беспомощен, как ребенок. Когда его душа покинулатело и витала над ним, наблюдая, его жестокое лицо расслабилось, он показалсяей совсем юным. Может быть, и был юн, долго ли войне ожесточить?

Дружинники коней выводили уже оседланных, готовых к дороге.Ингвар спросил зло:

– Ты когда-нибудь ездила верхом?

Она хотела напомнить, что он сам ее вез, не выпуская из рук,но ощутила, что он хочет как-то отыграться за свою беспомощность, и ответилакротко:

– Мало.

– Гм… Окунь, подай ей тогда вон ту рыжую кобылу. Нет,которая еще без седла… Они чем-то похожи. Если не погрызутся, то подружатся.

Похолодев, она осторожно приблизилась к лошади. Кобылапокосилась на нее налитым кровью глазом, грозно всхрапнула. Ольха заговорилатихо и убеждающе. Слова заговора диких и злых коней лились как бы сами по себе,она их помнила хорошо, а руки ее осторожно гладили нежную шелковистую кожу. Оначувствовала подрагивающие мышцы, готовые в любой миг бросить могучее тело впрыжок, чувствовала напряжение и умело его гасила, убеждала, подчиняла.

Окунь смотрел с любопытством. Ольха увидела, как лицоИнгвара дрогнуло, он как будто уже пожалел о своем приказе. Когда его губышевельнулись, готовые отменить приказание, Ольха взяла седло и, поглаживая иразговаривая с лошадью, надела, затянула подпруги.

Кобыла обнюхала ее. Ольха погладила нежные шелковые ноздри,медленно поставила ногу в стремя, поднялась в седло. Слово предостережениязамерзло на губах Ингвара.

Кобыла нервно переступала ногами, кожа ее вздрагивала, онавыворачивала шею, разглядывая седока, но стояла на месте.

– Трогай, – буркнул Ингвар возничему.

Беспокойство за всадницу – погибнет, древлян придется огнеми мечом, а искалечится – того хуже, никто не возьмет в жены – перешло враздражение. Ишь, красуется в седле. Словно на нем и родилась. Ведьмапроклятая. Такая и с волками общий язык найдет. Сама зверюка лесная, чего отнее еще ждать!

Они неспешно проехали по улице, повернули, кони резво пошлис холма. Ольха невольно оглянулась, и снова по спине побежали мурашкиблагоговейного восторга. На вершине Старой горы блистает нечеловеческимвеликолепием дворец князя Олега. От него и вниз тесно лепятся друг к другуроскошнейшие терема богатейших бояр и воевод. На вершинах других холмов,почему-то именуемых горами, где раньше были дома братьев Кия – Щека, Хорива – исестры их Лебеди, терема такие же богатые, как у князя. Там жили лучшие воеводыКиева, а теперь их захватили русы…