Ингвар и Ольха - Юрий Никитин

– Как убежать!

Она чувствовала самый настоящий страх. Лицо воеводы налилосьдурной кровью, перекосилось, как у порченого. Глаза тоже налились кровью, кровяныежилки полопались, в глаза Ингвара смотреть было просто страшно. Она не моглапонять, что же он видит через такие глаза. Превозмогая дрожь в голосе, сказалакак можно более спокойно:

– Я не клялась быть рабой киевскому князю.

– У князя нет рабов!.. Но ты, ты узнаешь, что такоерабство!

– Нет.

– Да, – сказал он и схватил ее за руку.

Она попыталась высвободиться, но он был чересчур силен.Выпрямилась, стараясь смотреть в злое лицо прямо и бесстрашно. Глаза Ингварабыли глазами безумного. Он ухватил ее обеими руками за плечи, сжал, каккогтями, и с такой силой притянул к себе, что у нее дыхание вылетело со стоном.

Он всматривался в ее чистое лицо со злым торжеством. Как быни прикидывалась ребенком, но ребенок не соблазнил бы бедного Сфенела так, чтовикинг потерял голову, а теперь, возможно, расстанется и с жизнью. Невинныйребенок не сумеет так заморочить всем голову, что даже ко всему равнодушныйКрыло смотрит на нее умиленно, словно на играющую на ветке белочку. Даже Павкаи Боян смотрят на него, воеводу, неодобрительно, когда он поступает с нею так,как она заслуживает!

– Кажется, ты хотел меня обменять на мир сдревлянами, – сказала она бледнеющими губами.

– Ящер с ними, – грубо сказал он. – Возьмемваши города на копье.

– Отпусти!

Он захохотал, тряхнул ее с наслаждением, чувствуя своюполную власть. Она беспомощна, он сделает с нею все, что хочет!

Голова ее откинулась, он взглянул прямо в ее глаза.Взглянул, и пальцы сами по себе ослабили свою жестокую хватку. У нее глазаколдуньи, напомнил он себе, нельзя в них смотреть. Но уже не мог оторваться,даже не почувствовал, как его губы начали приближаться к ее губам. Онаотвернулась резко, он видел ее нежную щеку. Бледная кожа полыхнула жаркимрумянцем.

Ольха пыталась противиться, но сил не было. Она трепетала вего могучих руках, с трудом удерживала слезы. Когда он потянулся к ней, онаотвернулась, едва не выворачивая шею, застыла так, ждала вечность, а когдаповернулась, его губы все еще приближались.

Он накрыл своими губами ее рот, маленький и сочный, как прогретыена солнце созревшие ягоды. Он пришел показать ей свою власть, насладиться ею,потешиться, и когда от его грубых губ ее губы сразу распухли и вздулись, какспелые вишни, он ощутил такое желание, что застонал от жажды получить этотеплое нежное тело, насытиться, пожрать ее всю, как хищный волк пожираетягненка.

Она дернулась беспомощно, но тело ее перестало противиться.Само. Это был не человек, а дикий зверь, и он сейчас пожирал ее. Ингвар жеощутил, как она обмякла, по телу прошла победная дрожь. Она наконец-то поняла,кто здесь хозяин! И почувствовала.

Ольха замерла, потому что странные мурашки бежали и бежалипо всему телу. Затем тепло возникло и пошло распространяться откуда-то отхребта. Никогда не испытывала подобного, сейчас ее потрясло, мысли разбежались,как вспугнутые муравьи. Ощущение показалось чудовищным, потому что былоприятным. Но как она может чувствовать что-то приятное в лапах этого зверя?

Он оторвался от ее губ, вздутых и потемневших, взглянул вглаза. И снова ощутил острый укол в сердце. Поспешно отвел взгляд, но ужеопоздал и сам это ощутил. Пальцы теперь держали ее нежно, правой ладоньюподдерживал ей затылок, будто ее голова могла сломиться, запрокидываясь назад,а пальцы левой бережно касались ее щеки, розовой мочки уха, ласкали ее волосы.

«Что со мной? – подумал он люто. – Я – кровавыйпес войны. Я из шлема вспоен, с конца копья вскормлен. Я не знаю другихрадостей, как рубиться в жаркой сече, гнать коня наперегонки с ветром…»

Он коснулся ее губ бережно-бережно, но жар опалил его тело,словно он упал в горячую воду. Его ладони сами медленно сползли по ее телу, намиг задержались на тонком поясе, прижали ее нежное тело к своему, дрожащему отстрасти, которую уже не мог обуздать.

Ее дыхание остановилось. Руки слабо попытались оттолкнутьего, но замерли у него на груди. Мир исчез, было только странное наслаждение,что разлилось по всему телу, бездумное, светлое, и у нее не было сил нипрервать его, ни оттолкнуть человека, который сумел погрузить ее в этотстранный мир.

Он не мог остановить свой рот, что перестал пожирать еегубы, а уже скользнул по нежному подбородку, целовал ее нежную шею, горло,бережно коснулся ключиц, таких хрупких, что у него перехватило дыхание, а себяощутил тяжелым и грязным, будто вылез из болота и ввалился в чистую горницу, невытирая ног.

Его сильные руки сорвали ее пояс. Она не противилась, дажеподалась навстречу, хотя прижаться сильнее было уже невозможно. И лишь когдаего нетерпеливые пальцы рванули ее платье, она прошептала:

– Так нельзя…

– Нельзя, – согласился он хриплым голосом, –но если очень хочется, то можно.

Он взглянул в ее глаза и снова начал целовать ее губы, щеки,глаза, брови – бережно, нежно, трепетно. Проклятие! Он пришел взять ее силой,дать ей урок власти, показать, кто хозяин. Что он делает, почему не можетиначе?

Она закрыла глаза, погрузившись в сладкую жаркую истому,заполнившую все ее тело. Она не чувствовала ног, не знала даже, стоит она самаили он ее держит в руках, как ребенка, и качает. Ничего не существовало, кромеразгорающегося огня в ее теле, который оживал, просыпался, как никогда еще непросыпался раньше. С ней происходило что-то странное, чего не было никогдараньше. Этот грубый рот, что внезапно стал нежным, эти могучие руки, что держатее бережно, словно бабочку с хрупкими крылышками, этот запах его пота, вина икожи, который кажется приятным и возбуждающим…

Он стиснул зубы так, что заломило в висках. Он долженостановиться. Он должен. Он кровавый пес войны, он дрался с древлянами и убивалих. Даже в спину, если требовалось, это воинская хитрость. Он брал женщин прямона полу в горящих домах, в поле или в лесу, но брал тех, кто того стоил… илизаслуживал.

Она слишком невинна, чтобы поступить с нею тоже так.Древлянские девушки выходят замуж чаще всего девственницами, хотя запрета надобрачные связи нет. И эта, будь она трижды княгиней и четырежды более умелой смечом, рождена и создана для семьи, детей, для любви вечной и бесконечной.

Он попытался остановить поток своих мыслей, они выбираютопасное русло, но не мог и с нещадной ясностью увидел, что она та женщина,которая от мужчины, целующего ее, ожидает, что он женится на ней, будет любитьи беречь ее вечно.

И с той же ясностью напомнил себе, что он не тот мужчина. Идело не в том, что они враги. Даже не в том, что она поклялась его убить. Длянего женитьба – конец жизни, медленное угасание всего мужского. Он просто несоздан для женитьбы, для семьи.