Свет грядущих дней - Джуди Баталион

получила слишком тяжелые ожоги и сорвалась с крыши. Ее нашли поляки и сдали нацистам. В гестапо ее замучили до смерти. По еще одной версии, она сама бросилась с крыши, чтобы не попасть живой в руки фашистов[567].

Глава 17

Оружие, оружие, оружие

Оружие – для тех, кто никогда прежде и не помышлял о средствах разрушения.

Оружие – для тех, кого готовили к трудовой жизни и мирным ремеслам.

Оружие – для тех, кто рассматривал пистолет исключительно как вещь ненавистную…

Для этих самых людей оружие стало святыней…

Мы использовали его в священной борьбе, чтобы стать свободными людьми[568].

Ружка Корчак

Реня

Май 1943 года

– Это не твоя вина, Фрумка, – в энный раз повторяла Реня[569], видя, как ее подруга, ее лидер, рыдает и мечется. Реня благополучно вернулась с задания и принесла новости, увы, не все они были хорошими. – Пожалуйста, Фрумка, успокойся.

Страсти, бушевавшие у Фрумки внутри, вырвались из-под контроля. Узнав, что Цивья жива, она снова было загорелась, опять почувствовала прилив сил. Но все рухнуло, когда она услышала, что Ханце погибла при попытке выйти из Варшавского гетто.

– Это я виновата! – пронзительно вскрикнула она, ударив себя в грудь кулаком с такой силой, что Реня подпрыгнула в испуге. – Это я послала ее в Варшаву, – сказала Фрумка, задыхаясь.

Реня не знала, что делать: то ли держать ее, то ли оставить одну. Товарищи долго скрывали от Фрумки смерть сестры, опасаясь именно такого срыва. В своих дневниках Хайка окрестила Фрумку как одного из лидеров, не совсем подходивших для ошеломляющей военной реальности[570].

Другие товарищи поддержали Реню:

– Это не твоя вина.

– Нет, моя! – выкрикивала Фрумка снова и снова. – Я несу ответственность за смерть моей маленькой сестрички! – Она не переставала рыдать, горестные слезы градом катились из ее глаз.

«Но человек сделан из железа, не знающего страданий, – написала впоследствии Реня. – Фрумка пришла в себя даже после такого чудовищного удара». Единственным побуждением, которое владело теперь ею даже глубже и яростнее, чем скорбь о сестре, была жажда мести.

Реня видела, как горе Фрумки трансформируется в действие, в гнев, в страстное желание брать на себя самоубийственные задания по спасению людей. То же самое чувствовала она сама, когда узнала о смерти родителей. Это было маслом, подлитым в и без того пылавший огонь. Фрумка стала одержима: ни один человек, способный бороться, не должен ждать, чтобы его спасли! Самозащита – единственное средство избавления! Умри героической смертью!

Но это касалось не только Фрумки: хагана́[571] становилась основной движущей силой деятельности и Рени, и всей бендзинской группы. Полуторамесячное сражение в Варшаве было первым восстанием городского подполья против нацистов. Борцы всех гетто хотели следовать примеру, поданному польской столицей. Хайка стремилась к тому, чтобы усилия Заглембья не только повторили, но и превзошли Варшаву. Бендзинская группа разработала план сожжения всего гетто и организовала обучение пользованию оружием, которое продолжало поступать. После загадочной поимки Идзии Пейсахсон в Ченстохове политика подполья сменилась: теперь все курьеры, перевозившие оружие, должны были работать парами.

Реня стала одной из таких кашариотов[572].

Работала она на пару с двадцатидвухлетней Иной Гелбарт из «Юного стража»[573] – «живой, энергичной девушкой, – по словам Рени, – высокой, проворной, милой – типичной дочерью Силезии. В ней не было ни на гран страха смерти».

У обеих имелись фальшивые документы, позволявшие им пересекать границу Генерал-губернаторства. Полученные от лучшего мастера из Варшавы, эти документы стоили целое состояние, но, как вспоминала Реня позднее, торговаться было не время. Прибыв на пограничный пропускной пункт, девушки уверенно предъявили их: удостоверение личности с фотографией государственного образца и разрешением на транзит и внутреннее удостоверение личности со вклеенной фотографией. В те времена дорога на Варшаву охранялась не так строго, поэтому они знали: если пройти пограничный контроль, можно считать, что путешествие прошло успешно.

Полицейский, проверявший документы, кивнул.

Теперь Реня действовала в Варшаве смелее. Лучше узнав город, она чувствовала себя более опытной. Девушкам предстояло найти человека по фамилии Тарлов, еврея, жившего в арийской части[574] и связанного с разного рода мастерами-фальсификаторами и торговцами оружием. «Он взял нас под свою защиту, – писала Реня, – и был щедро за это вознагражден»[575].

Револьверы и гранаты, которые добывала Реня, поступали непосредственно с немецких оружейных складов. «Один солдат крал их и продавал другому, – рассказывала она, – другой – третьему, мы получали их, наверное, из пятых рук». По свидетельствам других женщин[576], оружие шло и с немецких армейских баз, из ремонтных мастерских, с заводов, куда евреев направляли на принудительные работы, а также от фермеров и с черного рынка, его крали у задремавших часовых, добывали у польского Сопротивления и даже у немцев, которые продавали винтовки, украденные у русских. После поражения под Сталинградом в 1943 году мораль в немецкой армии пошатнулась, и солдаты начали продавать собственное оружие. Доставать винтовки было проще всего, но провозить и прятать труднее; пистолеты были более эффективны, но стоили дорого[577].

Бывало, рассказывала Реня, что оружие доставали и контрабандой проносили в гетто, но там обнаруживалось, что оно сильно проржавлено и стрелять из него нельзя или что прилагавшиеся патроны к нему не подходят. Проверить все это во время совершения покупки возможным не представлялось. «В Варшаве не было ни места, ни времени для испытания оружия. Приходилось поспешно упаковывать его и прятать в каком-нибудь укромном углу, а потом, если оно оказывалось дефектным, возвращаться в Варшаву на поезде и обменивать его на исправное, то есть еще раз рисковать жизнью».

Тарлова девушки нашли без проблем, и он направил Реню с Иной на кладбище[578]. Именно там они должны были приобрести заветный товар: взрывчатку, гранаты и ружья, ружья, ружья.

* * *

Для Рени каждая добытая единица вооружения была сокровищем.

Ни одно крупное гетто к моменту зарождения еврейского Сопротивления не имело почти никакого оружия[579]. Белостокское подполье поначалу располагало одной винтовкой, которую передавали от одного звена к другому, чтобы все бойцы могли практиковаться в стрельбе из настоящего оружия. В Вильно был один пистолет на всех, и из него стреляли в подвале по земляной насыпи, чтобы можно было снова использовать пули[580]. В Кракове начинали вообще без оружия. У варшавян было два пистолета.

Польское подполье обещало оружие, но доставка зачастую бесконечно откладывалась или отменялась, или оружие крали по пути. Кашариотов посылали искать и тайком привозить оружие и боеприпасы в гетто и лагеря практически без сопровождения и всегда с огромным риском для жизни.

При выполнении этих опаснейших заданий психологические навыки были особенно ценны для девушек-курьеров. Наличие связей, умение прятаться, подкупать и отводить от себя подозрения играли жизненно важную роль.