Свет грядущих дней - Джуди Баталион

Фрумка была первой связной, начавшей приносить оружие в Варшавское гетто, она прятала его в мешке с картошкой. Адина Блады-Швайгер так же проносила боеприпасы; однажды, когда патруль велел ей открыть мешок, ее спасли только игривая улыбка и кокетливость, с какой она приоткрыла его. Бронка Клибанская, связная «Свободы» в Белостоке, спрятала револьвер и две гранаты внутри караваев деревенского хлеба, лежавших у нее в чемодане. На вокзале немецкий полицейский спросил, что она везет. «Признавшись», что незаконно везет продукты, она избежала проверки багажа. Ее «чистосердечное признание» вызвало сочувствие у полицейского, и он велел поездному кондуктору позаботиться о девушке и проследить, чтобы никто не прикасался к ее чемодану.

Реня знала, что она не первая связная, доставляющая вооружение для восстания: кашариоты добывали и транспортировали оружие для мятежей и в Краковском, и в Варшавском гетто. Когда Хелю Шюппер[581], мастерицу своего дела из краковской «Акивы», послали в Варшаву покупать винтовки, она знала, что ей предстоит провести в поездах двадцать часов под прикрытием. С помощью специального мыла она отполировала кожу на лице, чтобы скрыть следы чесотки, перекрасилась в яркую блондинку (с помощью синей капсулы сильнодействующего отбеливателя), завязала тюрбаном шарф на голове, позаимствовала стильную одежду у матери приятельницы – нееврейки и купила дорогую джутовую сумку с цветочным рисунком, какие были в моде во время войны. Выглядела она так, словно направлялась в театр на дневной спектакль. На самом деле она должна была встретиться со связным Армии Людовой, паном Х., у ворот клиники. Ей сказали, что он будет читать газету. Согласно инструкции, она спросила у него, который час и нельзя ли ей посмотреть его газету. Он встал и ушел, она последовала за ним на расстоянии, села в другой вагон и вышла на остановке неподалеку от квартиры сапожника.

Несколько дней ей пришлось дожидаться товара: пять пистолетов, пять килограммов взрывчатки и несколько обойм с патронами. Пистолеты она примотала к телу, а патроны спрятала в свою модную сумку. Она не ходила в театр, она сама была театром. На фотографии[582], сделанной в арийской части Варшавы, она улыбается, выглядит довольной, на ней сшитый на заказ костюм с юбкой чуть выше колен и брошью на лацкане жакета, туфли из мягкой кожи, высокая прическа, в руках она держит маленькую стильную сумку. Как описала Хелю Густа: «Любой, видевший, как она беззастенчиво флиртовала в поезде… раздавала соблазнительные улыбки, решил бы, что она направляется на встречу с женихом или в отпуск»[583]. (Но даже Хеля иногда попадалась. Однажды она сбежала из тюремной уборной. Она никогда не надевала на задание длинных юбок, чтобы ноги не путались в них при побеге.)

В Варшаве члены ŻOB’а, жившие на арийской стороне, месяцами пытались добыть оружие. Притворяясь поляками, они использовали для встреч подвалы или условленные ресторанчики, меняя тему разговора каждый раз, когда к столу подходила официантка. Владка Мид начинала с того[584], что контрабандой возила в гетто металлические напильники, они были нужны евреям, чтобы в случае отправки в Треблинку перепиливать решетки и выпрыгивать из вагонных окон. Она одевалась крестьянкой, перелезала через стену и направлялась в нееврейский район. Некоторые связные платили часовым-полякам, дежурившим у стены, чтобы те сообщали им пароль; член ŻOB’а, ждавший внутри, взбирался на стену и хватал пакет[585]. Первое ружье Владка купила у племянника своего хозяина за 2000 злотых. Самому хозяину она заплатила 75 злотых за то, чтобы он просунул ящик через дыру в стене в том месте, где часовых было легко подкупить. Люди, приносившие «дары», также выходили из гетто и возвращались обратно, затесавшись в группу рабочих или на ходу выпрыгивая из трамвая, который проезжал через гетто. Поклажу перевозили в мусоровозах и машинах «Скорой помощи», спускали по водосточным трубам. В Варшаве курьеры часто пользовались зданием суда, имевшим входы и на арийскую, и на еврейскую стороны[586].

Однажды Владке нужно было расфасовать три картонные коробки динамита на маленькие пакеты и передать их через решетку фабричного окна в подвал здания, граничившего с гетто. Когда она и часовой-поляк, подкупленный ею за 300 злотых и фляжку водки, лихорадочно проделывали это в темноте, «часовой дрожал, как осиновый лист», – вспоминала она. «Никогда в жизни больше не соглашусь на такое», – пробормотал он, взмокший от пота, когда они закончили. Перед уходом он спросил Владку, что было в пакетах. «Порошковая краска», – ответила она, тщательно собирая с пола просыпавшийся динамит.

Хавка Фольман[587] и Тэма Шнейдерман проносили в Варшавское гетто гранаты в женских гигиенических средствах и собственном белье[588]. Однажды, когда они ехали в трамвае, освободилось место, и галантный поляк настойчиво предлагал Тэме занять его. Однако стоило ей сесть, как все они могли взлететь на воздух. Увлеченно болтая, девушки двинулись к выходу, делая вид, что им пора выходить и громким смехом маскируя жуткий страх.

Связная Хася Бельская из Белостока работала не в одиночку[589]. Восемнадцать еврейских девушек объединились, чтобы вооружить местное Сопротивление. Они снимали комнаты у польских крестьян, днем работали в домах у нацистов, в гостиницах и ресторанах. Хася была горничной у нациста, в доме которого имелся шкаф, набитый пистолетами, из них он стрелял птиц. Время от времени Хася понемногу крала пули и уносила их в кармане пальто. Однажды хозяин, стоявший возле шкафа, в гневе велел ей немедленно подойти; она была уверена, что попалась, однако немец сердился по другому поводу: оружие было неаккуратно разложено. Девушки-связные прятали взрывчатку в своих комнатах под половицами и передавали пистолеты через окно уборной, выходившее на стену гетто.

После молодежного восстания и ликвидации Белостокского гетто курьерская сеть продолжала снабжать информацией и оружием разного рода партизан, что позволяло тем совершать нападения на гестаповские арсеналы. Чтобы доставить в лес винтовку, девушки разбирали ее и проносили частями. Однажды Хася несла длинную винтовку средь бела дня в металлической трубе, напоминавшей дымоходную. Неожиданно перед ней возникли два жандарма. Хася поняла: если она не заговорит первой, заговорят они. Поэтому поспешила спросить у них, который час.

– Ох, неужели уже так поздно? – воскликнула она. – Спасибо. Дома, наверное, уже изволновались.

По выражению самой Хаси, ее коронным стилем конспирации было «изображать непоколебимую уверенность». Она могла пожаловаться в гестапо, что ей приходится слишком долго ждать выдачи своих (фальшивых) документов. Однажды нацистский офицер засек ее, когда она пыталась войти в гетто, и тогда она без малейших колебаний спустила трусы и сделала вид, что писает, – мужчина смущенно ретировался. Подобным образом, если польская женщина заподозревала в мужчине еврея, он выражал готовность тут же спустить