Стеклянные дома - Франческа Рис

в своей комнате и смотрела, как вода становится фиолетовой.

– Спасибо, – сказала она.

– Мне нравятся! – сказал Тони. – Чумовой китч. Фасбиндер[81] одобряет.

* * *

Из кухни доносилась музыка. Стол ломился. Тарелки, бокалы и столовые приборы выглядели старыми и внушительными. Было похоже на кадр из фильма о представителях творческой буржуазии на отдыхе или мизансцену какой-нибудь пьесы. Все было будто нарочно срежиссировано. Рубашка Джеймса расстегнулась и развевалась на ветру. Тони надел круглые черные очки от солнца в серебряной оправе и сидел с голым торсом, опустив голову Аше на плечо, – та скручивала сигарету. Даже пепельницы выглядели живописно, тщательно расставленные и выгодно освещенные. Все были явно расслаблены, за исключением Гетина и Олуэн, которые сидели с прямыми спинами, как будто пришли на собеседование по работе, что в случае с Гетином было почти правдой – с учетом того, какой допрос ему устроили.

– Так почему же ты не захотел работать на ферме у дяди, вместе с братом? – спросила Миранда, вдавив подбородок в подставленную раскрытую ладонь и наклонившись поближе, чтобы выразить степень своей заинтересованности внутренним миром Гетина.

Он скривился.

– Я никогда особо фермерством не увлекался, если честно. А тут надо прямо охренительно все это любить. В общем, типа, не мое это.

Миранда восторженно закивала.

– Серьезно? И что же, ты не чувствовал, как там это… тяги к земле?

Гет в ответ только наморщил лоб.

Фредди сказал:

– У меня есть такая постыдная фантазия – бросить все к чертовой матери и завести ферму. Я вырос в Сомерсете. У моих дедушки и бабушки была ферма.

– Твои бабушка и дедушка не были фермерами. Просто так уж вышло, что они владели половиной всей западной части Англии.

Фредди проигнорировал примечание жены.

– Может, даже в Уэльсе, – мечтательно протянул он.

Тони фыркнул.

– На твоем месте здесь я не стал бы разбивать лагерь, Патрик.

Фредди никогда не задавался вопросом, почему Аша и Тони зовут его Патриком.

– Почему?

– Ты англичанин. Англичан все ненавидят.

– Ну, это типа… ирландцы. И шотландцы. И все, кого мы колонизировали. Но Уэльс-то?

– Все ненавидят англичан, – подтвердила Олуэн, надеясь, что до подробностей дело не дойдет.

– Гетин, ты ненавидишь англичан?

Когда молчание затянулось настолько, что всем стало тревожно и неуютно, Гет наконец сказал:

– Я никого не ненавижу, пока не познакомлюсь с ним лично.

Аша пробежалась языком вдоль края бумажки Rizla и, запечатывая самокрутку большими пальцами, сказала:

– Мне, конечно, доставляет удовольствие смотреть, как англичане сортируют бывшие колонии по принципу, от кого больше проку… Да кого я обманываю, никакого удовольствия мне это не доставляет…

Фредди закатил глаза к небу, и Миранда устремила на него суровый взгляд.

– …может, мы лучше переключимся на то, что всех действительно интересует? Гетин. Какой Олуэн была в детстве? Не обращай внимания на то, что у нее день рождения, говори все как есть!

Гет усмехнулся.

– Ну, она материлась как сапожник. И была очень высокого мнения о себе.

– Горбатого могила исправит, – весело заметил Тони. – А как насчет Марго, она к тебе не пыталась подкатить?

– В смысле? Ее мама?

– Тони! – застонала Олуэн.

– Никогда не забуду, какой она была у тебя на свадьбе. Это, скажу я вам, знойная женщина. Как ее заколотило, когда включили Теренса Трента Д'Арби…

Гетин впервые от души рассмеялся.

– Раз уж ты спросил, она и в самом деле была ко мне неравнодушна.

Олуэн подняла обе ладони, будто пасовала перед заявлением Гета.

– Это правда. Действительно была.

Тони воскликнул:

– О Боже. Так вот почему ты бросил Ол? Чтобы реализовать фантазию в стиле миссис Робинсон[82] с нашей Мардж?

Тут Гетин посмотрел на Олуэн – так, как будто кроме них двоих за столом никого не было. Она покраснела. Если бы в этот момент она взглянула на Джеймса, то, возможно, заметила бы, как на лице его мелькнуло нечто, похожее на догадку. Он поднялся, как можно громче отодвинув стул, и спросил:

– Ну что, не пора ли приступать к еде?

К тому моменту, когда он вынес десерт, все пребывали в вялом состоянии опьянения, и Олуэн тоже расслабилась. Гет вел себя абсолютно нормально. Он пришел не для того, чтобы разрушить ей жизнь. То, что он принял приглашение Джеймса, было странно, но пока она не видела за этим никакого зловещего плана. Джеймс и сам ничего такого не замечал. За исключением Фредди, никто не допускал никаких неловких ляпов, да и вообще, Гетин наверняка уже догадался, что муж Миранды – идиот и не следует по нему мерить остальных. Гет, в свою очередь, тоже не говорил ничего неполиткорректного, что могло бы настроить их против него. Мероприятие шло своим чередом, безо всяких сомнительных и неоднозначных помех. А потом, когда убрали тарелки и золоченые края уходящего дня лишь едва-едва поблескивали в сумерках, Тони спросил:

– Патрик, а верна ли информация моих источников о том, что у тебя имеется кое-что покрепче?

Фредди был пьянее всех остальных – с ним это часто случалось. Он качнулся назад на ножках стула и закинул руки за голову.

– Итак, кто в деле?

– Я, – сказал Тони. – Миранда.

Она пожала плечами.

– Каюсь, виновна. Надо же мне хоть иногда порадоваться своей бездетности.

– Я буду совсем немножко, – сказала Аша.

Джеймс поморщился.

– Я пропущу. Спасибо.

Олуэн посмотрела на Гета.

– За рулем, – сказал он.

– Ну, ты можешь переночевать у нас, если хочешь.

Сама Олуэн участвовать не собиралась, но его взгляд – тяжелый и печальный – заставил ее передумать. Она опять почувствовала, как почва уходит из-под ног. Пожалуй, слегка приободриться ей не повредит.

* * *

Солнце село, лунный свет присыпал хлопьями неподвижную поверхность озера. Миранда рассказывала Гету, чем она «зарабатывает на жизнь».

– Мы сейчас сконцентрированы на партисипативности. Например, в спектакле, который выходит в сентябре, мы заставим аудиторию принимать участие в некоторых постыдных действиях, чтобы они в полной мере осознали свой политический потенциал.

Он прищурил глаза.

– Ага. Ясно.

– Насколько постыдные будут действия? – с надеждой в голосе спросил Тони.

– Вы что же, два брата-магната, тоже намыливаетесь пойти на спектакль? – спросила Аша Джеймса и Фредди. Как малооплачиваемая политическая журналистка на фрилансе, Аша была единственной из них всех, кто и сейчас, в послеуниверситетской жизни, проявлял хоть какую-то осознанную политическую активность. – Готовы включиться в борьбу? – улыбнулась она им через стол.

Миранда захохотала.

– Ой, перестань! Фредди считает, что коктейль Молотова можно заказать в баре, с оливкой.

Фредди протер носовую перегородку кончиком указательного пальца.

– Да идите вы в жопу. Охренеть вообще. Вы себя хоть слышите? Сидите на веранде гребаной модернистской хаты в стиле мечты Барби и трындите о народной революции, а сами даже понятия не имеете, как разговаривать с этим, блин, народом! Партисипативность? Мири, ты что, серьезно думаешь, что Гаву не насрать на партисипативность? Неудивительно, что все они голосуют за