Развод и девичья фамилия - Татьяна Устинова

– Я возьму.

Он подхватил рюкзак, сунул в него фонарь и включилсигнализацию. Яркий автомобильный свет прощально полыхнул и погас. Кира ушлавперед, он догнал ее. Пол ногами чавкала весенняя земля, они шли молча ислушали, как она чавкает.

Не нужно было ехать, думала Кира. Бомба не падает дважды водну воронку. Никто не придет сегодня ночью продолжать поиски.

Сергей станет молчать, и Кира станет молчать. И так онипромолчат все время, отведенное на “приключение”, и оба потом будут жалеть обэтом, и сердиться на себя и друг на друга. У подъезда Сергей скажет ей “досвидания” – ах, как Кира знала его безразличный отстраненный тон, – и ничего невыйдет. Ничего из того, о чем Кира не разрешала себе думать.

Впрочем, ему, скорее всего, наплевать. Он бесчувственноебревно. Он просто не хочет, чтобы мать его ребенка посадили в тюрьму.

От этой мысли, чрезвычайно глупой, Кира совершенно расстроилась.

– Может, мне в машине посидеть? – предложила она мрачно. –Что я попрусь, все равно никто не прилет!

Это означало, что он должен ее уговорить. Пожалеть.Спросить, в чем дело. Но он всегда слышал только, что ему говорили – и ничегобольше. Он не понимал намеков, не читал по лицу и никогда не мог догадаться,чего ей хочется – если она не говорила об этом прямо.

Если я скажу ему, что хочу с ним спать, решила Кира, онперепугается до смерти. Он привык жить один.

Или не привык? Она-то вот так и не привыкла! То есть онапривыкла жить одна. Жить без него – не привыкла.

– Хочешь в машину? – переспросил он с сомнением. – Ты долгов ней не высидишь, а я не знаю, сколько придется ждать. Зря я тебя взял, надобыло в Москве оставить!

Идиот! Как есть бесчувственное бревно.

В доме по-прежнему пахло деревом и отсыревшими книгами, иКира некоторое время постояла на прямоугольнике голубого лунного света,лежавшего возле деревянного коня-качалки, которого так любил маленький Тим.

– Привет, – сказала она дому.

– Привет, – ответил ей ее несентиментальный муж и деловитопротиснулся мимо нее в большую комнату “с витражом”.

– Я в прошлый раз решетку не стал намертво прикручивать, –заговорил он оттуда, – если появится наш жулик, он ее быстро снимет.

– Тогда лучше бы совсем не ставил!

– Это подозрительно, – объяснил он, – была, была, и вдругнет! Не разувайся, Кира! Я в прошлый раз разулся и бежал за ним в одномботинке!

– Ты думаешь, я за ним побегу? – осведомилась Кира.

– Нет, – искренне ответил ее муж, – но вдруг ты должнабудешь мне помочь.

Никакого рыцарства – “Это мужская работа, дорогая! Дай мне“кольт” и подожди меня на лужайке!” – в нем не было и в помине. Он считал, чтораз может он – бежать, держать, тащить, – значит, может и она.

Раз уж мы приехали вдвоем, значит, мы оба будем ловитьжулика. Подержи пока мой “кольт”, дорогая. Кстати, можешь и свой достать.

Он по очереди заглянул во все двери и прикрыл каждуюпоплотнее. Зачем-то открыл и закрыл на кухне воду.

– Ты чего стоишь? – спросил, протискиваясь мимо Киры вхолодную темную кладовую. Она все стояла на голубом лунном прямоугольнике.

– Кир, ты не знаешь, куда тесть масло переставил? – Ончем-то там громко шуровал.

– Какое масло? – Кире хотелось плакать.

– Канистра была с маслом. В твой замок капнуть. Когда я ещев гараж попаду!

Кира поняла это так, что он не желает возиться с ее замком,ехать ради него в гараж и потом опять к ней.

– Кира?

– Я ничего не знаю ни про какое масло, – отчеканила она.

– Ты что?

– Ничего.

Он вылез из кладовой и прикрыл за собой дверь. В доме какбудто светлело – то ли глаза привыкали, то ли луна поднималась над соснами.

Сергей потоптался рядом с ней, не понимая, отчего у нееиспортилось настроение, и предложил:

– Пошли? Посидим?

– В засаде?

– Кира, что случилось?

– Ничего, – приглушенно крикнула она и, кажется, дажевсхлипнула, – иди ты к черту!

Она была уверена, что он везет ее на свидание. А он на самомделе привез ее ловить жулика и теперь чрезвычайно и деятельно этим самымжуликом озабочен, а на Киру ему наплевать.

– Ну ладно, – согласился он, – стой. И ушел в комнату “свитражом”.

Кира порылась в кармане куртки, но куртка была “весенняя”,только что взятая из гардероба, и в кармане, конечно, не было никакого носовогоплатка. Пришлось вытереть глаза рукавом.

Да еще этот дом.

Кира выросла в нем, и Тим в нем вырос.

Ему было три года, когда Сергей купил велосипед. Дивныйтрехколесный велосипед с желтыми висюльками на пластмассовых рулевых нашлепках.Тим ездил на нем вокруг клумбы, нажимал клаксон, а потом слезал и крутил педалирукой – просто так, от счастья.

Однажды четвертого мая выпал снег. Они встали утром – весьучасток был под снегом, из снега торчали головки цветущих крокусов, и позабытыйТимом, на лавочке красный грузовик был весь в снегу, и соседская кошкаосторожно шла по дорожке, останавливалась и брезгливо отряхивала намокавшие лапы.Весь день они не вылезали из дома – пекли пироги, обнимались на диване подпледом и играли с Тимом в лото.

Когда Сергей защитил докторскую, здесь был “банкет” –шашлыки и танцы до упаду. Все напились, включая профессоров и академиков. Все,кроме ее мужа. Он вообще почти никогда не напивался – не умел, не любил. Когдаакадемиков разобрали шоферы и жены, а остальная толпа увалила к станции, Кира смамой и Валентиной покидали в черные мешки одноразовую посуду и пластмассовыестаканы, а Сергей сидел у костра – один. “Ты что, – спросила она, проводив всехспать, – грустишь?” Он смотрел в огонь и молчал, а намолчавшись, сказал: “Все.Кончилась моя наука”. Кира не поняла. Как наука может кончиться, когда онтолько сегодня и с таким блеском защитил докторскую?! Он объяснил ей. Онсказал, что все, что ему нужно было себе доказать, он доказал. Теперь можноидти зарабатывать деньги. Он уволился из своего научного института недели черезтри после этого разговора и никогда ни о чем не сожалел, по крайней мере, вслух.

Он был сильным человеком, ее муж.

Ощупью, потому что в коридор не проникал свет весеннейбуйной луны и двери были закрыты, Кира пробралась в комнату “с витражом”.

– Ты где, Сереж?