И не прервется род - Наталья Способина

спросила я и тут же прикусила язык, когда Миролюб бросил на меня взгляд.

Однако Алвар неожиданно откликнулся:

– Коснись его.

Я почувствовала, как щеки заливает румянцем.

– Зачем? – прищурился Радим.

– Поможет, – пожал плечами Алвар.

– А сам отчего не коснешься? – не отставал Радим.

– Так касаюсь, – откликнулся Алвар и чуть покачнулся, отчего тут же покачнулся Альгидрас. Я поняла, что они сидят, соприкоснувшись коленями.

– Я могу помочь? – серьезно спросил Миролюб.

– Можешь, светлый княжич, – улыбнулся Алвар одним уголком губ, и после этих слов я решилась.

Протянув руку, я легонько коснулась стиснутого кулака Альгидраса. Тот с усилием разжал пальцы, выпрямляя ладонь на столе, и я накрыла его руку своей. При этом я старалась ни на кого не смотреть, потому что чувствовала, что лицо просто пылает. Краем глаза видела, как Миролюб склоняется над столом, и его рука касается плеча Альгидраса. Радим тяжело вздохнул:

– Мне тоже?

– Ты не слышишь ее, – глухо ответил Альгидрас, по-прежнему упираясь лбом в столешницу.

– Добро. Пока мы тут сидим, сказывайте, что она такое и что с ней делать дальше. Закопать обратно уже не выйдет? – обреченно спросил Радим.

– Отчего же? Выйдет, – откликнулся Альгидрас, и Алвар тут же толкнул его коленом, что-то прошипев по-кварски.

– Выйдет, Алвар. Только умрем все. И Свирь тоже, да и в княжестве мало кто в уме останется.

– Чего она хочет? – снова спросил Миролюб.

– Жить, – без раздумий ответил Альгидрас. – Она пришла в этот мир живой. Она – сама жизнь. Быть погребенной ей невыносимо.

– Но ведь она стала камнем уже давно. А это уже не жизнь! – встряла я.

– Вот она и хочет все вернуть.

– Что для этого нужно? – подал голос Миролюб.

– Святыни. Обряд. И… жертва, – пояснил Алвар.

На этом месте я вздрогнула и неосознанно сжала пальцы Альгидраса. Тот никак не отреагировал.

– Жертва? – подозрительно переспросил Радим. – Что еще за жертва?

– Добровольная, – откликнулся Алвар. – Но она не всегда гибнет. Альгар тому пример.

Радим тяжело вздохнул и вдруг спросил:

– И все же не пойму, отчего вы все ее слышите, а я нет. Ну, ладно вы двое, – указал он на Алвара с Альгидрасом. – Но Миролюб? А уж Всемилка?

Я затаила дыхание, потому что понятия не имела, как ответить на этот вопрос, не раскрывая правды.

– Это из-за матерей, – откликнулся Альгидрас, выпрямляясь. На его лбу отпечаталась полоса от стыка струганых досок.

– Из-за Найдены? Поясни! – потребовал Радим.

– Она была… одной из тех, кто несет в себе Силу.

– Найдена? Да она и говорить-то не умела. Кроткой была, тихой, глаз лишний раз не поднимала, – начал горячиться Радим.

А я смотрела на Альгидраса и думала о том, что он не видел Всемилу так, как видел остальных здесь, и я ее не видела. А еще я вспомнила найденное у Добронеги платье с тем же узором, который вырезал Альгидрас над покоями Златы и Радима. И этот же узор вышила Всемила на вороте своего платья. Я вспомнила, как Альгидрас признался, что его резьба – это письмена на старокварском. Как узор-заговор на этом языке мог оказаться на платье Найдены? Радим был неправ в своем нежелании признавать правду. Сила ведь никак не проявляла себя. Взять хотя бы Алвара с Альгидрасом. Большую часть времени ни одного из них невозможно было заподозрить в чем-то необычном. Наоборот, Альгидрас был худшим воином в дружине.

– Радим, – примирительно произнес хванец, – я знаю, что ты ее любил, твои отец и мать ее любили, она подарила тебе сестру. Но у нее вправду была Сила.

– Откуда ты знаешь? Ты ее даже не видел!

– Мне и не нужно. Свою мать я тоже не видел, но она появилась у хванов тоже из ниоткуда. Ее принесло море. И она, родив старосте сына, отправилась к богам. Как и Найдена.

– Найдена пришла из Ждани! Отец забрал ее оттуда после пожара, – голос Радима звучал уже менее уверенно, но все еще сердито.

– А в Ждань? – спросил Алвар.

– Она… родилась там, – совсем уж неуверенно закончил Радим.

– Ты точно знаешь? – прищурился Миролюб.

Радим нехотя помотал головой:

– У матери надобно о том спрашивать.

А я вдруг вспомнила слова из своей книги и воскликнула:

– Она была сиротой, жила у повитухи, пока та не померла. О ее родителях никто ничего не знал!

– Откуда ты взяла? – удивленно посмотрел на меня Радим.

– Мне… Добронега сказывала, – соврала я, понимая, что это может быть правдой. Мало ли чего рассказывала Добронега Всемиле за столько лет.

– А когда ты родился, хванец? – вдруг спросил Миролюб.

– Девятнадцать весен назад.

– За год до Всемилы, – пробормотал Миролюб и обратился уже к Алвару: – А ты?

– Двадцать четыре зимы назад, – откликнулся тот и, предвосхищая вопросы, добавил: – Матери я тоже не знал.

– Восемнадцать, девятнадцать, двадцать четыре…

Миролюб задумался, и было о чем. Слишком много совпадений. А еще мы с Альгидрасом знали то, чего не знали остальные: я сама родилась двадцать четыре года назад. Но я-то знала, кто моя мама. Она была жива-здорова и никакой Силой точно не обладала.

– Но что насчет меня? – спросил наконец Миролюб. – Мне тоже двадцать четыре. Но я знаю свою мать, и она уж точно не обладает Силой. Скорей слабостью, – помрачнел он.

Княжич будто подслушал мои мысли. Альгидрас ничего не ответил, опустив взгляд на наши руки. Я смутилась и хотела было отдернуть руку, но вовремя передумала. Все-таки эмоции эмоциями, а дело делом.

– А слабость, светлый княжич, стала одолевать твою мать после того, как тебя дитем похитили, – медленно проговорил Алвар.

– Поясни, – негромко попросил Миролюб.

Хоть его голос и звучал абсолютно спокойно, по тому, как сжались его челюсти, я поняла, что тема ему неприятна.

– Есть то, что ты должен узнать не от меня, Миролюб, – ответил Алвар, впервые назвав княжича по имени.

– Ты видишь здесь кого другого? – неожиданно съязвил Миролюб. – Отвечай! Я хочу знать.

Алвар посмотрел на Альгидраса, по-прежнему разглядывавшего наши руки. После затянувшейся паузы Альгидрас произнес:

– Алвар прав, Миролюб. Не мы должны о том говорить. Да и знаем мы не всё.

– Кто знает всё? – не сдавался Миролюб.

– Князь, – откликнулся Альгидрас. – Кто-то из близких ему, тот, кто был при нем, когда ты родился и когда тебя похитили. И кто был при нем после.

Миролюб вздохнул:

– Где ж их сейчас сыщешь?..

– Отец мой был, – вдруг подал голос Радим. – Не при рождении, а при том, как похитили, и после. Это он Миролюба вызволил. Еще Будимир был. Отец сказывал, тот всегда рядом с князем был.

На этих словах Миролюб вскинул голову и несколько секунд смотрел на Радима.

– Будимир, говоришь?..

– Только его все одно уже нет, – продолжил Радим, – а до князя неделя пути, и хорошо, если без лиходеев, а не как в этот раз. А Дева ваша – вот она, под боком. Того и гляди, весь город не огнем займется, так из ума все выживут. Хватит воду мутить! Говорите, что знаете!

– Огнем не займется, – откликнулся Алвар. – Слово даю.

– Да что мне с твоего слова, чужеземец? – хлопнул ладонью по столу Радим. – Я тебя знать не знаю, чтобы твоему слову верить.

– Мне веришь? – Альгидрас поднял голову, оторвавшись от разглядывания наших с ним рук.

Радим стушевался. Было видно, что он не хотел рубить с плеча, но и солгать не мог.

– Я тебе верю, хванец, – подал голос Миролюб. – Сказывайте. Даже если слова мне не по душе будут.

– А они будут не по душе, – пообещал Алвар.

Альгидрас же осторожно вытянул руку из-под моей ладони и глубоко вздохнул.

– Я расскажу. Только одному княжичу, – решился он.

– Прекрасно! – усмехнулась я, убирая руку со стола. – Как помощь нужна, так помогай, а как помогла, так иди, девка, отсюда, не мешай?!

Я вскочила на ноги, уперев руки в бока. Понимала, что веду себя глупо, но накопившаяся злость на Альгидраса не давала шансов остановиться. Хванец потер лицо руками и повернулся к Миролюбу:

– Можешь тоже убрать руку. Она больше не зовет.

– А если вернется? – откликнулся тот, но руку отнял и повращал плечом, разминая затекшие мышцы.

– Не вернется. Оказалось, что разом мы… – Альгидрас в растерянности чуть пожал плечами, точно не зная, как продолжить.

За него закончил Алвар:

– Она слабее, когда мы все разом.

– И то хлеб, – пробормотал