И не прервется род - Наталья Способина

Глава 22

Следующим утром я долго лежала, кутаясь в пуховое одеяло, и уговаривала себя выбраться из постели. Я не могла пожаловаться на то, что плохо спала, или же на дурное самочувствие. Объективно все было в порядке, но отчего-то я оттягивала момент выхода из комнаты. Душу наполняло непонятное томление. Похожее со мной уже было, но я не могла вспомнить когда.

Мои мысли обратились к Альгидрасу. «Альгару очень больно сейчас и… страшно». Неужели правда?

Радим вчера оставил всех на ночлег в своем доме. Закрыв глаза, я мысленно потянулась к чувствам Альгидраса и с легким удивлением осознала, что до этого, оказывается, укрывала себя защитным пузырем. Кажется, Дева так напугала меня вчера, что я неосознанно пользовалась знаниями, полученными от Алвара. На пробу я позволила себе открыться, но тут же запаниковала и, сев на кровати, не только изо всех сил принялась возводить воображаемые стены, но еще и в одеяло закуталась по самые уши. В голове зазвучали слова Альгидраса о том, что Дева может любого заставить сделать что угодно. А еще вспомнилась фраза, брошенная им, казалось, сто лет назад: «Ты сможешь его ножом вместо поцелуя встретить?» Дева давила вчера на Миролюба, и то, что он не поддался, было поистине чудом. Я не была уверена, что обладаю хотя бы половиной силы воли княжича.

Выбравшись из постели, я долго умывалась, несмотря на то что оставшаяся с вечера в тазу вода была ледяной. Потом не менее долго выбирала платье: Радим притащил сюда один из сундуков Всемилы. Повседневные платья почти не отличались друг от друга, и я понимала, что выбираю между двумя, в сущности, одинаковыми вещами, просто чтобы подольше оставаться в комнате. Перед тем как покинуть отведенные мне покои, я, повинуясь внезапному порыву, достала из сумки флакон с благовониями. Легкий запах подействовал на меня успокаивающе.

Однако стоило мне выйти из комнаты, как я невольно замерла, потому что сердце подскочило к горлу и заколотилось как сумасшедшее. В обеденной комнате на Златином месте устроился Альгидрас. Улегшись грудью на столешницу, он задумчиво глядел на деревянную фигурку, которую вертел в руке. При моем появлении хванец выпрямился и неуверенно улыбнулся.

В сотый раз я попыталась посмотреть на него отстраненно, как посмотрела бы на мужчину из своего мира. И у меня даже почти получилось, но он спросил:

– Хорошо спалось? – И я поняла, что все это бесполезно.

Кивнув, я подошла к столу, присела напротив и забрала у него деревянную фигурку. Это оказалась маленькая копия Серого.

– Снова вырезаешь? – спросила я, чтобы отвлечься от того, что дерево еще хранит тепло его руки.

– Руки занять, – в голосе Альгидраса послышалась улыбка. На меня он не смотрел.

– Как Алвар? – поинтересовалась я, разглядывая маленького Серого.

– Сегодня спал. И сейчас еще спит.

– Ты что-то ему дал?

– Нет, лишь укрыл от Девы. Но она и сама его не трогала.

– Почему?

Я по-прежнему не поднимала глаз от деревянной фигурки, поэтому скорее догадалась о том, что он пожал плечами.

– А где остальные? – решила я сменить тему.

– Радим ушел в дружинную избу. Там вести какие-то пришли. Княжич с ним.

Я против воли почувствовала, как пересыхает во рту от мысли, что мы с ним тут одни, и склонила голову, с преувеличенным интересом разглядывая фигурку. Некоторое время в комнате царила тишина. Я изо всех сил игнорировала взгляд Альгидраса, но вскоре это стало невозможным. Казалось, он прожигает дырку в моей макушке.

– Что? – не выдержала я, поднимая голову.

– Я… – начал Альгидрас, прокашлялся и продолжил: – Вот это дать тебе хочу.

Он разжал кулак, и на его ладони я увидела резную деревянную бусину с продетым сквозь резьбу кожаным шнурком. Точно такую же носил сам Альгидрас.

– Красиво, – не удержалась я, принимая бусину.

– Это… она… хранить будет. Она… – хванец потер переносицу, шею, – она…

– Это подарок? – пришла я ему на помощь.

Он шумно выдохнул и улыбнулся:

– Ну да. Но и оберег. Это часть хванского Шара.

– Я думала, Шар каменный.

Альгидрас досадливо взмахнул рукой, и я вспомнила первое впечатление о нем. Тогда казалось, что он молчит, потому что язык для него неродной. Вот и сейчас он запинался, вздыхал и не мог связать двух слов. Неужели настолько волновался?

– Шар каменный. А это рисунок с него. В дереве. Но в нем тоже Сила.

– Потому что его делал ты?

Он кивнул.

– Спасибо, – поблагодарила я, сжалившись над ним, поднесла подарок к шее и только тут поняла, что застежки у шнурка нет и, вероятно, его нужно завязать, но на самом себе это сделать сложно.

– Поможешь? – спросила я, затаив дыхание.

Альгидрас вскочил так резво, что едва не перевернул лавку, подхватил ее на лету, поставил на место и, обойдя стол, приблизился ко мне. Я вернула ему бусину, изо всех сил стараясь сдержать улыбку. Сердце сладко замирало, а я сама чувствовала себя глупой, влюбленной и счастливой.

Священная бусина выскользнула из его пальцев и, весело подпрыгивая, покатилась по полу. Альгидрас перехватил ее почти у самого подпечья, сдул пыль и, заново продев сквозь нее шнурок, приблизился ко мне. Я не стала никак комментировать его внезапную неловкость, хотя очень хотелось. Вместо этого встала с лавки, повернулась к нему спиной и подобрала волосы с шеи. Хванец вновь глубоко вдохнул и шумно выдохнул, отчего по коже у меня побежали мурашки, и я невольно втянула голову в плечи.

– Прости, – пробормотал он.

Костяшки его пальцев едва касались моей шеи, когда он торопливо завязывал узелок.

– Не порвется? – забеспокоилась я.

– Нет, – отозвался он шепотом. – Узел крепкий, а шнурок прочный, его лишь разрезать можно.

Я коснулась бусины, покоившейся чуть ниже ключиц. Длина шнурка не позволяла снять украшение через голову. Ну и славно. Если у кого-то будут вопросы, это оберег. И я собираюсь его носить. Даже если слова про оберег он придумал на ходу. Особенно если придумал.

Стоило мне повернуться к Альгидрасу, как он медленно шагнул назад и прошептал:

– Благовония…

– Да. Это те самые.

– Я понял.

– Что с ними не так? Ты уже во второй раз обращаешь на них внимание.

– Я замечаю их всегда. Просто не всегда говорю. – Он сморщил переносицу и потер виски.

– Так что с ними?

– Ты не знаешь, откуда они? – спросил Альгидрас и отступил еще на шаг.

– Я спрашивала у Добронеги. Она сказала, что это матери Всемилы. Мне показалось, Добронега была рада, что я ими пользуюсь.

Альгидрас прищурился, и я почти увидела, как завертелись шестеренки у него в голове.

– Пояснишь, что с ними не так?

– Пока сам не понимаю. Это странно все, – пробормотал он, потирая шею. – Этот запах меня… беспокоит. Вызывает… – Он неопределенно взмахнул рукой и, замолчав, настороженно на меня посмотрел.

– Я могу ими не пользоваться, – предложила я, понимая, что вправду готова пойти ему навстречу даже без объяснений.

– Если можно, – попросил хванец, и то, как он при этом улыбнулся, не оставило мне никаких шансов на отказ.

Я смотрела на него, и мне самой хотелось улыбаться. Сколько у нас было вот таких уютных и спокойных минут, когда не нужно было прятаться, спешить или чувствовать неловкость? Сейчас не было вчерашнего горячечного угара, когда я была не в силах отвернуться или шагнуть прочь и нестерпимо хотелось броситься в его объятия, но, странное дело, я не могла сказать, что сегодня мои чувства были слабее. Наоборот, я в ясном уме и твердой памяти отмечала, что, возможно, про него и не скажешь «невероятно красив», но с тем, что он наделен морем обаяния и у него совершенно фантастические глаза, я бы спорить не стала. А еще он казался родным, близким, знакомым, и мне вновь нестерпимо хотелось ему доверять. Вопреки здравому смыслу.

Альгидрас снова неловко улыбнулся под моим пристальным взглядом, и я вдруг поняла, что это утро почти идеальное. Совсем идеальным ему не давало стать неотступное чувство тревоги, преследовавшее меня с момента пробуждения. Я зябко поежилась и, повинуясь порыву, призналась:

– Мне тревожно очень.

Он тут же нахмурился и осторожно спросил:

– Ты чувствуешь Деву? Тебе плохо?

– Нет, – помотала я головой. – Мне не плохо больше, и я