Цена светлой крови - Михаил Ахманов

меньшее из зол! Останутся семья, и род, и Клан, и обретенные предками богатства, а значит, власть... Но стоит ли надеяться на это? Даже на полвздоха он не сомневался, что бывший пленник - кем бы он ни был, братом Никлеса Джумы или родичем Кайна Джакарры, - сможет, коль ему захочется, уничтожить любого из земных властителей, истребить его семью, сжечь достояние, а пепел развеять на семи ветрах. Могущественный человек! Опасный!

И совсем уж горькими были мысли Суа, когда он думал о своей стране. Пусть погибнут его род и Клан, пусть расточится богатство, пусть исчезнет власть, пусть пойдет он в Чак Мооль по горячим углям, дорогой страданий! Пусть за все ему воздастся, лишь бы стояла тайонельская держава! Он так и не вызнал, чем грозит ей это проклятое Завещание... Кайн Джакарра хоть и был чудаком, но не питал неприязни к Тайонелу, Лизиру или любой другой стране и в дела их не входил - во всяком случае, покойный Хотокан следов вмешательства не обнаружил. Наследник будет не таким. Нет у него причины любить тайонельцев - не больше, чем лизирских жаб! Возможно, Бихара ему не по сердцу, и Россайнел, и вся Риканна... Но эго плохое утешение, решил Холодный Дождь. В одной лодке сидим, а кто ею правит? Кто будет править - не сегодня, так завтра?.. И чем обернется то правление?..

Страх и неуверенность терзали Суа, и сделал он то, чего не делал много лет - принялся молиться. Ибо у кого просить совета смятенной душе? Лишь у богов, что обладают бессмертием, силой и мудростью.

Глава 11

Небесные Горы, хоган «Снежный лепесток».

Снега было выше головы. Потоки воздуха от винтов подняли целую бурю, но справились лишь с недавними снегами; те, что легли двадцать, тридцать, сорок лет назад, чуть просели под тяжестью машины, но не одна снежника не взлетела вверх. Убедившись, что винтокрыл стоит надежно и не провалится, Дженнак выключил двигатель и полез из кабины. Вслед за ним Кадиани тоже спрыгнул на плотную поверхность наста. Они очутились в снежной ямине, высокие края которой сужали обзор: небо и горы видны, а дом не разглядишь, только крышу, башенку и покосившуюся антенну. Их тоже засыпал снег.

Кадиани наклонился, пощупал снежный покров под ногами и сказал;

- Лопатой тут не обойтись, тар Джумин. Если копать до скального основания, нужен лом. И потяжелее!

- Такие раскопки ни к чему, - ответил Дженнак. - Мы пробьем траншею до края площадки, расчистим снег у дома и сбросим тот, что лежит на крыше. Главное - освободить двери.

Помнится мне, что порог примерно на уровне наших коленей... Будем копать на эту глубину, а там посмотрим.

- Где лопата? - с деловитым видом осведомился Логр.

- Ты ведь просил наказания, а не смерти с лопатой в руках, - с улыбкой промолвил Дженнак. - Это очень древний инетрумент, и пока ты будешь им орудовать, кончится осень и начнется зима. Я прихватил кое-что посерьезнее.

Распахнулся люк грузового отсека, и на снег, погромыхивая и лязгая гусеницами, выполз приземистый агрегат. То была машина Ута, примитивный механизм, какие применяли при горных и земляных работах, когда приходилось бить шурфы и копать ямы.

Дженнак вручил Кадиани контрольный пульт.

- Трудись, прокладывай траншею! И следи, чтобы наш помощник не свалился с обрыва. Мозгов у него немного.

Затем, достав тепловой излучатель, ои принялся резать твердый наст. Машина сгребала снег и лед и, под присмотром Кадиани, сбрасывала в пропасть. Так они трудились до самых сумерек, добравшись сначала до дверей хогана, а потом - до края карниза, за которым склон почти отвесно падал вниз. Работа была нелегкой, дышалось в разреженном воздухе тяжело, и им пришлось натянуть кислородные маски.

С наступлением темноты они, наконец, очутились в доме, под защитой прочных стен. Дженнак запустил генератор, Кадиани принес из подвала дров и растопил камин; вспыхнули эммелитовые лампы, заплясало оранжевое пламя, и хоган ожил, наполнившись светом и теплом. Уставшие, по довольные, они посидели у огня, прикончили флягу красного аталийского и отправились спать.

Сон Дженнака в эту ночь оказался беспокойным; привиделось ему, будто, запустив в Сплетение программу, он покинул хоган и стал спускаться по тропе в ущелье, зиявшее внизу. Он был в теплой одежде, а в мешке за спиной лежали Святые Книги, нож, лучемет и небольшой запас еды. Но куда он шел? И зачем? Ответа не было. Тьма затопила разум Дженнака, и это едва ли ни радовало его; под натиском тьмы исчезло отчаяние, и он уже не помнил ни горя своего, ни прожитых им лет, пи облика Айчени, пн даже собственного имени. Он шел и шел, пробирался ущельями, брел среди скалистых вершин, пил воду горных речек, спал на камнях и не ведал, сколько раз солнце всходило над ним и опускалось за безмолвными горами. То была одна из дорог в Чак Мооль - без раскаленных углей, без трясин с ядовитыми гадами, без клыкастых кайманов, но столь же долгая и мучительная, как те, что предназначены грешникам. Сорок лет назад Дженнак преодолел ее, прошагал от хогана, затерянного в горах, до знойных долин Джайны, и теперь, во сне, эта дорога страданий снова явилась ему. Путь казался бесконечным, н не было в нем места надежде; знал Дженнак, что в конце его ждут годы забвения, поглотившие намять, что забудет он о Чени и других своих любимых, об отце и братьях, о сыновьях и о людях, что были ему верными друзьями.

Но сон завершился счастливо; когда увидел он темно-зеленый ковер хинганских лесов и ощутил на коже солнечное тепло, вышла ему навстречу женщина в одеждах из паутинного шелка, с лицом, подобным луне. Черты ее будто текли и менялись - то была она Вианной, то Заренкой, то Айчени, но в каждом своем воплощении глядела она па Дженнака с любовью. И он вздохнул во сне, улыбнулся и понял, что путь его действительно закончен.

Утром он был бодр и свеж. Убрав снег около дома, они с Кадиани полезли на крышу, очистили ее и занялись антенной. Возились долго, но все же шток удалось укрепить с помощью новых растяжек, а чашу повернуть к небесам. После вечерней трапезы Дженнак поднялся в башенку, в свой кабинет, где стояли мелгп, то устройство, па котором он работал сорок лет назад, и запасной прибор. За прошедшее время число спутников связи утроилось, и над Небесными Горами сейчас