Степные кочевники, покорившие мир. Под властью Аттилы, Чингисхана, Тамерлана - Рене Груссе

тебе, о каган, задолго до твоего восшествия на престол, я продолжу тебе служить…» Чингисхан назначил, как беки на место Кокочу, «с белым конем и белым платьем», Усуна, старейшего члена племени бааринов, который, в качестве верховного шамана, не доставлял проблем.

Так в степи, в войлочной палатке, между шаманом и великим ханом произошел на свой особый манер очередной конфликт между духовной и светской властями по поводу верховенства одной из них над другой. Но он быстро завершился, поскольку великий хан в самом прямом смысле сломал хребет шаману.

Новая монгольская империя. Государство и армия

Несмотря на шамана Кокочу, империя Чингисхана стояла на религиозном основании – на древнем тюрко-монгольском анимизме, в большей или меньшей степени проникнувшемся маздеитскими и китайскими элементами. Божеством, чьим воплощением является великий хан, остается Тенгри, обожествленное небо или бог неба, аналогичный в некоторых аспектах китайскому Тянь, не говоря уже о иранском Ормузде. Все преемники Чингисхана, до тех пор, пока они окончательно не китаизируются на Дальнем Востоке и не исламизируются в Туркестане, Персии и России, всегда будут называть себе представителями Тенгри на земле, их приказ будет его приказом, бунт против них – бунтом против него.

Сам Чингисхан, вероятно, испытывал особое почитание к божеству, восседавшему на горе Буркан-Калдун, ныне Хэнтэйский хребет, у истоков Онона. Когда в начале жизненного пути он, благодаря быстроте коня, ускользнул от меркитов, похитивших его жену Бортэ, то скрывался он именно там. Поэтому он вскоре совершил паломническое восхождение на эту гору; сняв, по монгольскому обычаю, в знак подчинения шапку и повесив пояс на плечи, он девять раз преклонил колено и совершил ритуальное возлияние кумыса – этого перебродившего кобыльего молока, алкогольного напитка кочевников. Точно так же, перед тем как начать большую «общенациональную» войну против пекинской империи Цзинь, он повторит паломничество на Буркан-Калдун, в таком же молящем виде, с поясом на шее: «О, Вечный Тенгри, я взял оружие, чтобы отомстить за смерть моих предков, которых Цзини убили позорной смертью. Если ты одобряешь мои действия, дай мне в помощь твою силу». Такие слова вкладывает ему в уста Рашид ад-Дин, и другие источники изображают его накануне этого похода на три дня уединившимся в своем шатре с Духом, в то время как вокруг народ умоляет Небо: «Тенгри! Тенгри!» На четвертый день хан Сила Неба наконец выходит из шатра и объявляет, что Вечный Тенгри обещал ему победу.

Из этой древней анимистской религии с ее культом гор и водных источников произойдут предписания, отмеченные как мусульманскими писателями, так и христианскими миссионерами: подняться на вершину священной горы, чтобы приблизиться к Тенгри и обратиться к нему, можно только после того, как лично перед великим ханом снимешь головной убор и набросишь свой пояс себе на плечо в знак подчинения; необходимо прятаться, когда гремит гром, то есть когда Тенгри выражает свой гнев; нельзя загрязнять ни источники, в которых живут духи, ни реки, моясь в них либо стирая одежду (что поначалу было причиной серьезных недоразумений с мусульманской общиной, придерживавшейся практики регулярных омовений).

Отметим, что в своем суеверном страхе перед Небом и магическими заклинаниями монголы сочтут благоразумным почитать не только собственных шаманов, но и других возможных представителей божества, то есть всех служителей культа, способных обладать сверхъестественной силой, – несторианских священников, которых они встретят у кереитов и онгутов, буддистских монахов у уйгуров и киданей, китайских таоистских магов, тибетских лам, францисканских миссионеров, мусульманских мулл. Их доброжелательное отношение к служителям этих различных религий было также и страховкой по отношению к Тенгри. Всеобщий страх перед сверхъестественным создаст также и всеобщую веротерпимость. Только перестав быть боязливо-суеверными, потомки Чингисхана в Туркестане и в Персии станут нетерпимыми к другим религиям.

Основанное на таких принципах монгольское государство заимствовало у тюрок-уйгуров инструменты цивилизации: письменность и язык деловой переписки. Как мы уже знаем, в 1204 г., после падения найманского царства, Чингисхан принял на службу уйгура Тататону, канцлера покойного Таяна. Татаноте было поручено обучать сыновей Чингисхана монгольской и уйгурской грамоте и одновременно контрсигнировать официальные акты, прикладывая к ним тамгу, или императорскую печать, что было уже зачатком канцелярии. В 1206 г. Чингисхан возложил обязанности верховного судьи на Шиги-хутуху, татарина, которого он и его жена Бортэ когда-то усыновили совсем ребенком и воспитали. Обязанностью Шиги-хутуху было записывать – разумеется, уйгурским письмом на монгольском языке – судебные решения и приговоры, равно как и распределения простолюдинов между монгольской знатью, в «синие тетради», которые составят одновременно и свод законов и, по образному выражению Пеллио, «своего рода монгольского Озье»[123].

Яса, буквально: устав, то есть кодекс или свод обычного права у Чингизидов, также должен был получить первые наброски (или же императорское одобрение) на курултае 1206 г. Посредством Ясы великий хан, Сила Неба, навязывает как гражданской среде, так и войску (впрочем, они смешиваются) строгую дисциплину, угодную Небу. И кодекс этот суров: смертная казнь полагается за убийство, крупную кражу, групповой обман, супружескую измену, содомию, колдовство, укрывательство и др. Неповиновение гражданским и военным властям отнесено к уголовным преступлениям; Яса была одновременно и гражданским, и административным кодексом, вполне пригодным для управления миром. Она была дополнена «высказываниями» (билик) Чингисхана, сегодня утраченными, как, впрочем, и сама Яса.

Результат введения такой дисциплины поразил западных путешественников. Лет через сорок после курултая 1206 г. францисканец Плано Карпини отмечает, въехав в Монголию: «Татары (то есть монголы) самый послушный своим правителям народ на всем свете, даже более, чем наши монахи по отношению к своим начальникам. Они их бесконечно почитают и никогда им не лгут. Среди них совсем не бывает споров, раздоров или убийств. Случаются лишь мелкие кражи. Если один из них потерял несколько голов скота, тот, кто их нашел, воздерживается от того, чтобы их присвоить, и часто даже приводит их обратно к владельцу. Их женщины целомудренны, даже когда веселятся». Если сравнить эту картину с анархией, царившей в стране монголов накануне ее покорения Чингисханом, или с нынешним моральным состоянием монгольского народа, сразу становится очевидно, какие глубокие изменения Яса Чингисхана произвела в монгольском обществе.

На вершине общественного здания находилась семья Чингисхана, или золотая семья (алтан урук; altan ourouk), глава которой является верховным ханом (каган, каан; qaghan, qaân), а принцы – сыновья великого хана (кобегун; köbegün). Она владеет огромными завоеванными странами на точно таких же условиях, на каких предки Завоевателя владели своим куском родной степи. Пастбища (нотук, юрт; noutouk, yourt), розданные четырем сыновь ям Чингисхана, станут зародышем будущих чингизидских ханств. Монгольское – вернее, тюрко-монгольское, поскольку Чингисхан, как мы видели, ассимилировал множество алтайских