Степные кочевники, покорившие мир. Под властью Аттилы, Чингисхана, Тамерлана - Рене Груссе

своей смерти (1220) этот потомок прежних киданьских царей был самым верным из вассалов монгольского императора. Таким образом, граница Цзиней оказалась прорванной как на северо-востоке, так и на северо-западе, как со стороны киданей, так и со стороны онгутов.

Война Чингисхана против Цзиней, начавшаяся в 1211 г., продлилась, с короткими перемириями, до его смерти (1227) и была завершена только его преемником (1234). Хотя монголы с их мобильной конницей с легкостью опустошали сельскую местность и брали открытые города, они довольно долго не могли овладеть искусством брать крепости, обороняемые китайскими инженерами. К тому же войну в Китае они вели так же, как в степи: повторяющимися грабительскими набегами, после которых уходили, унося добычу и позволяя Цзиням снова занимать города, восстанавливать руины, заделывать проломы, заново возводить фортификационные сооружения, так что мы видим, что в ходе этой войны монгольские военачальники по два и даже по три раза брали одни и те же города. Наконец, в степи монголы привыкли заканчивать войну массовой, резней или депортацией побежденных либо коллективным зачислением их в войско под Белым знаменем. В оседлой стране, тем более в этом китайском муравейнике, сколько ни режь, все равно население останется: место убитых занимали живые. Заметим также, что Цзини, бывшие чжурчжэни, поселившиеся в Китае и перешедшие к оседлой жизни едва лишь за век до того, еще в полной мере сохранили энергию своей тунгусской крови, то есть здесь трудности непривычной для монголов осадной войны удваивались из-за того, что штурмующий сталкивался одновременно и с наукой китайских инженеров, и с отвагой тунгусских воинов. Впрочем, как мы увидим, Чингисхан лишь в самом начале этой войны командовал своими войсками лично. Начав ее (1211–1215), он вывел из Китая свои основные силы, чтобы отправиться на завоевание Туркестана. После его отъезда его полководцы смогут вести войну лишь в ограниченном масштабе; конечно, она подорвет силы Цзиней, но не нанесет их государству смертельного удара.

Однако было бы несправедливым не признать, что, пока монгольский завоеватель находился в Китае, он вел войну с обычным своим упорством. Кампании 1211–1212 гг. были посвящены методичному опустошению пограничных округов в районе Датуна (Сицзян цзиньских царей) на самом севере Шаньси, и Баоянь, на севере Хэбея. Страна систематически разрушалась, но крепости стояли. Если в 1212 г. на юге Маньчжурии один из лучших полководцев Чингисхана Джебэ сумел благодаря ложному отступлению взять Ляоян, то на севере Шаньси даже сам Чингисхан не мог взять Датун. Тем более монголы и мечтать не могли предпринять правильную осаду Пекина, в котором располагался враждебный двор. В 1213 г. Чингисхан, наконец-то овладев Сюаньхуа, разделил свое войска на три корпуса. Первый, под командованием его сыновей Джучи, Чагатая и Угэдэя, вступил в центральную Шаньси и дошел до Тайюаня и Пинъяна, городов, которыми, согласно «Юань-ши», овладел, но затем оставил, чтобы отвезти добычу на север. С центральной армией Чингисхан и его младший сын Тулуй прошли по Хэбейской долине, где взяли Хоцзяньфу, и по Шантуну, где овладели Цзинанем. Похоже, от их нашествия, помимо Пекина, спаслись лишь несколько хорошо укрепленных городов. Монголы дошли до южной границы Шаньтуна. Наконец, Хасар, брат Чингисхана, лучший лучник армии, и его самый младший брат Темуге-отчигин повели третий корпус вдоль залива Петчили, к порогу Юнпина и Ляоси.

После этого тройного набега Чингисхан перегруппировал свои войска перед Пекином, чтобы хотя бы попытаться взять его в осаду (1214). А тамошний двор только что потрясла очередная дворцовая драма: цзиньский царь Чунцин был убит (1213) одним из своих офицеров по имени Хушаху, посадившим на трон племянника своей жертвы Вудубу. Новый царь (1213–1223), к сожалению, оказался такой же посредственностью, как и его предшественник. Однако у Чингисхана не было технических средств для ведения правильной осадной войны. Как всегда осторожный, он, несмотря на нетерпение своих полководцев, принял предложение Вудубу о заключении мира. Цзини выплатили огромную военную контрибуцию золотом, шелком, тремя тысячами лошадей, юношами и девушками, в числе которых была чжурчжэньская принцесса лично для Чингисхана, – и завоеватель отправился со своей добычей через Калган домой в Монголию (1214).

Едва монголы ушли, как цзиньский царь Вудубу решил, что Пекин слишком ненадежен, бросил его и перебрался в Кайфэн-фу (1214). Это было дезертирство. Чингисхан сделал вид, будто поверил в то, что этот отъезд предвещает скорое возобновление боевых действий, и воспользовался им, чтобы самому разорвать перемирие. Он снова вторгся в Хэбей и возобновил осаду Пекина. Цзиньская вспомогательная армия, везшая продовольствие, была рассеяна при Бачжоу, между Пекином и Хэцзяньфу. Губернатор Пекина Ванянь Чэнхуэй в отчаянии покончил с собой. Монголы взяли город, перебили жителей, разграбили, а потом подожгли дома (1215). Разрушение продолжалось целый месяц. Конечно, кочевники не понимали, что им делать с огромным городом, как его использовать для консолидации и расширения своей власти. Это один из наиболее интересных случаев для специалистов по географии человека: смущение степняков, когда они внезапно, по воле случая, оказываются властителями стран с древней городской цивилизацией. Они жгут и убивают, очевидно, не из садизма, а потому, что растеряны и не знают, что им делать. Отметим, что монгольским вождям, по крайней мере тем, кто оставался верен Ясе, грабеж не интересен. Военачальник Шиги-хутуху отказывается взять что-либо для себя лично из сокровищницы Цзиней[127].

Это стало причиной катастрофы для цивилизации. Монголы Чингисхана, какими их показывают письменные источники, в частной жизни совсем не плохие люди: они повинуются Ясе, которая (если отбросить пропагандируемую ею нечистоплотность) является кодексом чести и порядочности. К сожалению, они сильно отстали от предыдущих орд, в частности от киданей X в. и чжурджэней XII в. Те, по крайней мере, после минимальной резни тут же взяли в свои руки наследство прежних династий и избегали тотального разрушения всего, что теперь принадлежало им. Монголы Чингисхана, которые, вероятно, были не более жестокими, чем их предшественники (повинуясь Ясе и Чингисхану, они были даже более умеренными и сдерживались правилами морали), причиняли многократно большие разрушения просто потому, что были намного большими варварами, чем хунну, жуан-жуани, тукю и уйгуры; были, так сказать, вторым эшелоном варварства, гораздо худшим, чем первый.

Парадокс истории Чингисхана заключается в контрасте между мудрым, умеренным, нравственным характером правления самого Чингисхана, контролирующего собственное поведение и поведение своих подданных на основании правил, полных здравого смысла и на основе четко разработанного права, и жестокостями народа, едва вышедшего из самой примитивной дикости, который стремится добиться от своих врагов покорности исключительно методами массового террора; народа, для которого человеческая жизнь не стоит ровным счетом ничего и который, будучи по преимуществу кочевым, не имеет никакого представления о том,