Ментор черного паука - Нина Малкина

— Сирена, прекрати! — прервала я подругу.

Я отвернулась и снова взяла книгу, давая понять, что разговор окончен. Она закусила губу и начала укладываться в постель. Мне жутко не нравилось то, что происходило между Лонимом и Сиреной. Совсем не хотелось становиться чужой для них обоих. Я боялась их потерять, ведь у меня больше никого не было.

— Кажется, нам пора спать, — Фиди настороженно переводила взгляд с меня на Сирену.

Она накрылась одеялом, всё ещё не спуская с нас глаз. Я фыркнула и попыталась сосредоточиться на книге. Размашистый почерк едва можно было разобрать. Это было студенческое учебное издание, написанное на самом дешёвом пергаменте. Заголовок гласил: «Начало летоисчисления».

Тут же были изображены непонятные человекоподобные каракули, обозначающие, видимо, грязекровок. Каждый следующий собрат икша отличался от предыдущего габаритами, конечностями и размерами. Некоторые из них были размыты и вовсе могли оказаться обычными кляксами. Я перевернула страницу и наткнулась на портрет бородатого старика в простом обруче. Он был похож, скорее, на уставшего в полях фермера, чем на короля. Вряд ли иллюстратор претендовал на достоверность. Я закрыла книгу и улеглась. Сон никак не хотел приходить, мысли всё время возвращались к событиям дня. Но ближе к утру я всё же уснула.

Раздался щелчок, похожий на тот, что свидетельствует о полном натяжении тетивы боевого лука. Я спрыгнула с постели и огляделась. Обе мои соседки ещё спали, кроме нас в комнате никого не было. И тут запела Сирена:

Несколько секунд мне понадобилось, чтобы сообразить, как спящая Сирена может петь. Потом я вдохнула, убедившись, что действительно всё ещё дышу и нахожусь в сознании. А потом вспомнила про свои часы. Ровно восемь утра. Взгляд метнулся к настенным часам, что висели в комнате. Они ожидаемо показывали семь пятьдесят пять.

— Смотри-ка, прекрасно работают! — обрадовалась леди Эстель, открывая глаза. — И ты уже встала! Нравится?

— Вы чего сегодня так рано? — Фиди возмущённо приподнялась на локте, щурясь от слабого утреннего света.

— Невероятно! — я не была уверена, ругаюсь или восхищаюсь. — Что это за куплет?

— Это из жёлтой листовки бродячего барда, — сладко потянулась Сирена. — Взяла ещё в Нуотолинисе перед отплытием. Он сказал, что это последние строки блестящей поэмы, великой истории, которую он обязательно напишет. И представился, как известный Искусник Ирбский. Слышала о таком?

— Никогда не слышала, — честно призналась я, всё ещё ошарашенная внезапным подъёмом. — Но впечатление он точно умеет производить.

— О да! — подтвердила Сирена. — Такой манерный. Угостил меня леденцом.

Я начала подозревать, что за бард этот Искусник Ирбский, но решила не озвучивать свои домыслы. Сегодня у нас намечалось занятие по «Божественной природе заклинаний», которое начиналось у статуи семи богов. Ложиться обратно в постель было плохой идеей, потому что я рисковала проспать.

— Раз я сегодня проснулась первая, значит, первая иду в душ! Нужно предстать перед богами в лучшем виде.

Я ещё раз взглянула на свои часы и достала чистую форму. Мои соседки не возражали.

* * *

— Девейна, — магистр Калькут остановилась возле статуи семи богов и порывисто указала на женщину в свободных одеждах: — Прародительница богов, богиня мира и благополучия, покровительница исцеления. Хозяйка цветущих садов вечной жизни.

Первокурсники, облачённые в шерстяные мантии, послушно подняли взгляды. Мелкая туманная изморозь заставляла всех щуриться, но богиню было видно хорошо. В одной руке бронзовая Девейна держала кубок, наполненный фруктами и цветами, в другой — змею. Аккуратная головка её с подобранными волосами была склонена на бок, а застывший взор светился доброжелательностью. В отличие от Биатрисс Калькут, суровый вид которой представлял серьёзную угрозу. Магистр сложила руки за спиной и принялась мерить площадь перед академией широкими шагами, кидая на студентов строгие взгляды.

— Нет бога более благочестивого, чем пресвятая Девейна. Она принесла в жертву свою любовь, разлучившись с безумным Толмундом и отослав его в глубокие подземелья грешников. Деяния Девейны и её последователей направлены во благо всего существующего. Магия исцеления — величайшая из магий, не способная навредить ничему живому.

По толпе прошёл неодобрительный гомон, но Калькут быстро его прервала.

— Кто? — закричала она так, что все вздрогнули и замолчали. — Кто знает, чем ещё склонность исцеления отличается от других?

Повисла напряжённая пауза, никто не решался высказаться. Магистр выжидающе осматривала студентов, не прерывая молчания.

— Тем, что её носители могут исцелять? — наконец неуверенно спросил кто-то.

Магистр Калькут шумно и зло вдохнула, выставив подбородок. Он был самой массивной частью её лица, и выглядел поистине внушительно. Между бровей женщины залегла глубокая складка. Магистр ждала.

— Могут приносить обет Девейны? — предположила студентка Лавбук.

— Кто? — снова закричала магистр, и студенты подпрыгнули. — Кто это сказал?

Взгляд женщины при этом остановился на Сирене.

— Это она, — без промедлений сдала соседку серебристая лилия и указала в сторону Мотаны.

Магистр подошла к девушке и посмотрела сверху вниз, не опуская подбородка. Мотана Лавбук вжала голову в плечи.

— Вы идёте на факультет исцеления?

— Я пока не решила…

— Так решайте! — надавила магистр.

Мотана опасливо огляделась по сторонам в поисках поддержки. Все молчали.

— Обет Девейны, — магистр отвернулась от неё и вновь принялась ходить возле статуи, — это нерушимая клятва, которую приносит обладатель священной склонности исцеления, принимая на себя однозначные обязательства. В случае нарушения этой клятвы целитель немедленно умирает.