Высшая справедливость - Микаэль Юрт

Больше времени посвящать Лисе-Лотте и их отношениям. Торкель и вправду считал, что работа послужила одной из причин того, что два его предыдущих брака развалились. А Лисе-Лотте он потерять не хотел.

Она сказала, что с его стороны это очень мило, но призвала его тщательно обдумать, того ли он на самом деле желает. Ее бывший муж многое поменял в своей жизни, приспособился к тому, что, как ему казалось, было нужно ей, что было лучше для них как пары. В итоге, лишившись слишком многого, он потерял себя, а обвинил в этом жену.

Торкель никак не мог перестать об этом думать.

Желание покинуть Госкомиссию не казалось ему плохой идеей.

Торкель все еще считал свою работу стоящей, захватывающей и интересной, однако она больше не представлялась ему столь значительной, как в былые годы. Торкель занимал эту должность уже много лет, и если он в принципе желал попробовать чего-то иного, чего-то нового – сейчас как раз настало подходящее время. Он собирается пойти на этот шаг не ради нее, не только ради нее, но для них обоих. Лисе-Лотте распахнула перед ним новую дверь, подарила ему шанс на новую жизнь – на что, по правде говоря, он и надеяться не смел. Так почему не пойти на большее, не изменить вообще все? В самом деле начать все сначала, выстроить нечто прочное на новом фундаменте.

Но все это было до. До того, как Анне-Ли, не скрываясь, бросила ему вызов, стремясь заполучить его должность, и прозрачно намекая, что пользуется поддержкой его непосредственного начальника. Сегодня же вечером, в Комнате, идея уйти из Госкомиссии больше не приходила ему в голову. Теперь Торкель никуда не уйдет. По крайней мере, до тех пор, пока у Анне-Ли Юландер есть шанс занять его кресло, как только оно окажется свободным.

Урсула завершила обзор технических улик: мешок, шприц, снотворное, отпечаток подошвы, ДНК, способ совершения преступления – в общем, все, чем они располагали, ничего нового. Чем, разумеется, осталась недовольна Розмари. Преисполненным разочарования взглядом она заскользила по столу и под конец уперлась в Торкеля.

– И что вы теперь собираетесь делать? Как планируете продвигаться дальше?

Торкель откашлялся в надежде, что голос его обретет профессиональную объективность. Он постоянно держал ее в курсе дела. Ей были известны их дальнейшие планы. Возможно, в Торкеле проснулся конспиролог, но у него вдруг возникло чувство, что Розмари намеренно заставляет его произнести это вслух – ведь то, что он скажет, в действительности прозвучит так, словно они не особенно продвинулись.

– Мы выступили с очередным призывом к общественности, чтобы получить новые свидетельские показания в отношении актуальных дат и мест, повторно проанализировали всю полученную нами в первый раз информацию, а также повторно опросили жителей интересующих нас районов. Однако до сих пор эти меры не дали какого-либо результата.

– Что с этим Сайласом?

И вновь ничего, что могло бы стать для нее новостью. Если, конечно, она вообще знакомилась с информацией, которую ей отправлял Торкель – что, разумеется, было вовсе не обязательно. Или же она хотела услышать отчет об очередной неудаче именно из уст Торкеля.

– Мы больше не рассматриваем его в качестве подозреваемого. Его ДНК совпало с образцами, взятыми в связи с нанесением побоев несколько месяцев назад, но на этом все.

– Таким образом, он арестован за покупку секс-услуг, грубые нарушения ПДД, хранение наркотиков и нанесение тяжкого вреда здоровью, – резюмировала Ванья, и у Торкеля возникло ощущение, что сделала она это из чувства солидарности – с ним и с командой – чтобы доказать, что прогресс в их расследовании – пусть и не совсем в нужной области – очевиден.

– Но не за изнасилования и убийство Ребекки Альм, – констатировала Розмари.

– Нет, он арестован за покупку секс-услуг, грубые нарушения ПДД, хранение наркотиков и нанесение тяжкого вреда здоровью, – повторила Ванья, и в наступившей тишине ее слова прозвучали, как выражение сомнения в дееспособности Розмари.

– Извините, я ведь не совсем поицейский… – вступил в разговор Себастиан, намеренно кивая в сторону Розмари. – Но не кажется ли вам, что, если бы этот человек был арестован за изнасилования и убийство, мы бы об этом сообщили?

Себастиан одарил ее улыбкой, одновременно обезоруживающей и очаровательной, и равно намекающей на полный идиотизм собеседницы.

– В таком случае дело уже было бы раскрыто, а вы могли бы заняться тем, что получается у вас лучше всего – лизать зад начальству и следить за тем, чтобы во время пресс-конференции вас сфотографировали в выгодном ракурсе. А все мы могли бы тогда оказаться подальше от места, где мало-помалу теряется воля к жизни.

Торкель уставился на Себастиана, сидевшего подле Урсулы с противоположной стороны длинного стола. Если бы Торкель не знал его как облупленного, он мог бы подумать, что даже Себастиан принял его сторону. Но изначально враждебно настроенная Розмари в итоге лишь сильнее разозлилась.

Когда часть расследования, находившаяся в ведении Госкомиссии, была перенесена обратно в Стокгольм, они обсуждали, продолжит ли Себастиан принимать в нем участие. Анне-Ли настаивала на том, чтобы принять его, боролась за это. Торкель считал, что, если уж Себастиан остается, ему следовало находиться в Уппсале.

Но вышло иначе.

Как всегда, когда дело касалось Себастиана. Мнение Торкеля не учитывалось.

Вечером, к примеру, Себастиан придет к нему на ужин.

– Какой конкретно вы вносите вклад в расследование? – резко спросила Розмари, стараясь ничем не выдать, как ошарашена оказанным ей отпором. – Вот уже неделю не обновлялся психологический профиль предполагаемого преступника.

– Больше недели, я полагаю, – согласно закивал Себастиан.

– Как такое может быть?

Себастиан совершенно точно знал как, но притворился, что вопрос его озадачил. Он пытался, насколько возможно, быть полезным, но, поскольку чисто полицейская работа более или менее зашла в тупик и Себастиан перестал получать новые сведения для анализа, профиль до сих пор пребывал в своем изначальном, довольно неточном виде. Себастиан и сам был этим недоволен, но в отсутствие новой информации сделать ничего не мог.

– Попытаюсь подобрать слова, чтобы вам было понятно… – наигранно задумчиво произнес он, усилив впечатление картинным почесыванием подбородка. – Вот как-то так. Вы знаете, что это называется «Психологический профиль преступника». Он строится на основе совершенных преступлений. Преступление – это… как бы сказать попроще… противозаконный поступок. Или еще проще… То, что они делают. Преступники. Если они не делают ничего, значит, анализировать тоже нечего, и потому нечего и обновлять.

– Если ему недостаточно сведений для работы, возможно, вам следует пересмотреть его контракт, – заявила Розмари, повернувшись лицом к Торкелю, явно решив полностью игнорировать Себастиана.

– На его присутствии настаивала Анне-Ли, – ответил Торкель. – Формально он является ее подчиненным, и все расходы несет она, а не мы. Если вас это не устраивает, следует поговорить об этом с ней.