Бойся мяу - Матвей Юджиновский

на уходящую вниз дорогу.

– Приехали, приехали, – завел торжественно Женя, наворачивая круги вокруг нее. – Приехали.

– Ага, понравилось? – посмеивалась она. – Теперь вообще не слезешь.

Зайдя на новый круг, он вырулил прямо и покатил вниз:

– Поехали! Наперегонки!

– Не с той связался! – крикнула Руся в спину. И Везунчик заржал, как живой, гремя звоночком.

Теперь ветер не ласкал, он холодил кожу, лохматил голову и нырял без спроса под футболку. Женя крутил педали. Хотя сердце, прячась в желудке, молило: «Достаточно!» Однако дорога – твердая, ровная, широкая – молила тоже, звала. Она была свободна, без встречных машин. И бояться можно было только своего страха. Не дрогнет ли рука, не зажмурятся ли глаза.

А затем вдруг, как бывает при переходе на новый уровень в «Тетрисе», дорога подсунула ямку. Плешь в асфальте. Женек налетел на нее. Велосипед крякнул, и он подскочил. Сердце окончательно рухнуло в бездну. А потом новая ямка и яма пошире. Только успевай объезжать. И, действительно, глаза готовы были испугаться. Он подскочил еще на ловушке, вильнув после. И ноги сами притормозили.

По большой дуге его объехала Руся:

– Пристегнись давай-ка крепче! Я твою превышу скорость…

Она катила вниз широкой змейкой. Плавно, грациозно и легко. И кудряшки развевались на ветру то в одну, то в другую сторону. Женя глянул вниз – машин видно не было. И поехал следом по ее волнам.

И случилось удивительное. Он не смотрел под колеса. Знал, что по всей ширине дороги ям, наверное, еще больше, но не следил, не выискивал их глазами. Глядел перед собой, вокруг. Катил к одному краю – любовался озером внизу, его холмистыми зелено-песочными берегами. Сворачивал к другому – слушал шелест деревьев, тянущихся в синь и ей подмигивающих. И успевал ловить счастливые улыбки необычной до трепета в груди девчонки. А «Школьник» – учуял ли его умиротворение или выучился у Везунчика – сам четко и аккуратно объезжал препятствия.

На несколько минут дорога стала только их. И это тоже казалось частичкой магии. Обласкав асфальт мягкими шинами, они словно выхватили дорогу из реальности. Перекатываясь от одной границы нового мира к другой, точно маятники, растянули прекрасные мгновения свободы, покоя и легкости. Широкоплечие деревья понимали это и ловили, усмиряя, слишком шустрый ветер, шептали грозно: «Держи… держи… хорош». Они катили вниз, баюкая мир. Металлически гладкое озеро не думало приближаться. Похитить и его в свой мерцающий спицами мир у них, похоже, не хватило смелости. Однако на последних витках озеро встретило их, пропитав воздух крохотными капельками потерявшегося дождя.

Закончился спуск, и время нагнало их. Едва Маруся съехала на обочину, и Женек притормозил рядом – уверенно и четко, по дороге промчались две машины навстречу друг другу. И следом – удивительно – еще три подряд.

– Успели, – заметила Руся, когда дорога снова смолкла.

– Не очень-то торопились, – откликнулся Женя, убегая взглядом по склону.

– Ну как? Понравилось? – улыбалась она.

– Еще как! Здорово!

– Великолепно, – пропела Руся.

– Оказывается, я умею ездить на велике. Ехал сейчас и ни секунды не думал, что мне учиться еще и учиться.

– Это я называю «расслабиться».

Они посмеялись. Поглазели вокруг. Дальше расслабляться было некуда, только вверх, орудуя педалями. Назад Женек не хотел и даже не поэтому. Хотелось позвать Марусю на озеро, посидеть, полюбоваться, камешки пошвырять. Но что-то его останавливало, и, кажется, он догадывался что. Мало того что он не умел ездить на велосипеде, так и плавать не научился тоже. А Руся, дочка человека-амфибии, плавала, несомненно, хорошо. Взгляд ее между тем на водной глади не задержался.

– Не хочешь на озеро? – желание пересилило, и вопрос прозвучал сам.

Она посмотрела на него лукаво.

– Не-не, дурачок, – помотала головой. – А как же «наперегонки», а?

– Я это… просто…

– Не-а, шутки не принимаются. Я приехала первая. Имею право загадывать желание.

– Черт… – обреченно склонил голову Женя.

Маруся же потерла руки. И вновь ее хитрый глаз побежал по окрестностям. А его братец под повязкой – Женек был в этом уверен – подсказывал ему, потому как был не менее зрячим и вглядывался притом в его сердце.

– А давай ты… давай-ка, знаешь… Ага, вот! – Руся сделала интригующую паузу. – Слабо забраться в заброшенный дом?

Она указала на холм по другую сторону от озера через дорогу. Там стоял в каком-то неуютном одиночестве весь какой-то неуютный дом. Женя узнал его тут же. Веселье разом сдуло. Он напрягся и невольно поежился от предательского холодка.

Черный-черный дом с черным-черным сундуком… И черным-черным котом.

– Так, так, так… Интересно, – улыбалась Руся, изучая его словно под лупой.

Он снова посмотрел на дом – узкий, вытянутый кверху, с однобокой, покосившейся крышей – и напомнил себе: все это он выдумал сам. Просто так, из ниоткуда. И нет там ничего. Ни-че-го! Обычный дом, доски да гвозди. Ничего зловещего. Потому что это дом не черный-черный, потому что черный-черный дом не существует. Это знает каждый, кто про него рассказывает.

– Вот и залезу. Без проблем, – сказал уверенно. И выдохнул с облегчением, потому что не притворялся.

Они поднялись на холм по едва узнаваемой дороге, колеи которой поросли невысокой травой. Велосипеды вели под руки. Маруся привычно напевала, попадая шагом в ритм: «В миле, миле, миле – вон! На холме горелый дом». Женя даже порадовался – потом и он ей расскажет их с сестрой страшилку про черный дом. Прерывалась она лишь на подколы.

– В доме на дереве ты не побывал, так хоть в дом на холме заглянешь, – говорила и радостно смеялась. Или: – Может, в этом домишке живет йети.

«Ну издевается, веселится, злодейка», – думал Женек, но не злился. Наоборот, это даже грело душу, тайно росло понимание, что такие вот дружеские поддевки на самом деле открывали, как они теперь близки.

– Ну, залезу – и что? – отвечал он. – Что мне там делать?

– Погляди, есть там что интересное… Забытое и никому ненужное.

«В миле, миле, миле – вон! На холме горелый дом».

– Зачем?

– Не знаю… Мне подаришь что-нибудь. На память.

На подходе к дому стало ясно, что позади него скрывалась еще пристройка. Занятная по виду: обычная деревянная верхняя половина с такой же однобокой крышей и металлическая проржавевшая нижняя половина в виде большой воронки, стояла она на четырех опорах – ножках и сужалась к земле.

Дом по периметру порос травой, и в дикой зелени вокруг не прослеживались вытоптанные тропки или прогалины. Женек опустил «Школьник» в мягкую траву. Руся с третьей попытки поставила Везунчика на подножку.

Перешагивая заросли, Женя подошел к кое-как узнаваемой двери. Вздернул голову. На фоне