И оживут слова - Наталья Способина

если и так ответ знала?.. А уж что он думает, так и вовсе неважно.

– Красивая, – медленно ответил хванец, и сердце Всемилы все равно подскочило. Значит, не только для свирских молодцев она хороша. Чудесники те хваны или не чудесники, а все то же… – В Свири все девушки красивые, – закончил он.

Всемила вскинула голову: проверить, не шутит ли. Хванец не улыбался. Смотрел прямо, и даже тени смятения не было. Потом коротко улыбнулся и пошел к двери.

– А самая красивая которая? – все же спросила Всемила вслед. Она почти готова была завершить разговор добром.

– Воеводина жена, – не оборачиваясь, ответил хванец и захлопнул дверь.

А Всемила смотрела на закрывшуюся дверь и думала, что она ведь вправду почти хотела добром это разрешить. Что ж. Теперь пусть сам на себя пеняет.

Всемила готовилась к этому пуще, чем Радим к своим походам. Все лежала ночами бессонными да думы думала. И все одно выходило: нужно показать Радиму, каков хванец на самом деле. Или, вернее, каким его Всемила назначила. А то, что хванец этот живой и ему худо оттого будет, Всемилу заботило мало. Она борется за свое, а он еще и сам по-доброму не захотел.

То утро выдалось не по-весеннему теплым, так что Всемиле даже не пришлось сильно в шаль кутаться. Она знала, что это произойдет сегодня. Все у нее получится. Сердцем чуяла. А еще вчера она услышала, как Велена говорила матери: мол, сама завтра поутру придет или Олега пришлет. Всемила подумала, что сама Велена не придет: стара уже она, чтобы лишний раз со свертками по Свири бегать. И уж коли Олег завтра не на службе, то он-то к ним с матерью и заглянет.

Нужно было еще как-то вызвать Радима, и Всемила весь завтрак думала как. Послать за ним, чтобы просто пришел? Так решит еще – случилось что. А ей нужно вести себя как обычно. Мать с самого утра и так смотрела с беспокойством. Даже спросила, в добром ли Всемила здравии. Всемила только отмахнулась. В добром, в добром. А к вечеру еще лучше будет!

И не успела она предлог придумать, как Радим сам к ним пришел. Да не один, а со Златой. Ну, еще лучше. Вот пусть все и увидят.

Радим был ласков, Злата тоже смешное рассказывала, а Всемила слушала вполуха да все в окно поглядывала. День близился к полудню, и она не находила себе места. А ну как Велена сама притащится или кого другого пришлет? Всемила сбегала в свои покои переодеться и проверить, все ли готово как надо. Убедилась: всё. Легкая шаль накинута так, что ничего и не видно.

Приход хванца она всем нутром почуяла еще до того, как Серый во дворе зашелся радостным лаем. За миг до этого Всемила выскользнула во двор. Радим был у матери – шептались о чем-то.

Хванец открыл калитку и улыбнулся Серому, подняв высоко над головой какой-то сверток. Это он правильно: Серый коли на задние лапы встанет, так такого воина на голову выше окажется.

Хванец потрепал Серого по ушам и только тут заметил Всемилу. Быстро отвел взгляд, пробормотал приветствие, но Всемиле недосуг было слушать его бормотание – время было дорого. Не зря же она так долго к этому готовилась.

– Олег, мне помощь нужна, – с улыбкой проговорила она, глядя на то, как меняется лицо хванца. Потом только поняла, что в первый раз его по имени назвала. Не насторожился бы. Впрочем, коль и насторожится, то деваться некуда. Не откажет же он в помощи.

Всемила быстро направилась к открытому сеновалу – только бы в окно никто не выглянул. Кажется, боги миловали. Никто их не заметил.

В сеновале было сумрачно. И хорошо. Пусть сначала войдет. Всемила прошла вглубь сеновала и обернулась. Только бы не в дверях встал – тогда трудно будет. Хванец в дверях помедлил, но прошел дальше, быстро оглядываясь.

– Что сделать нужно? – спросил он и наклонился, чтобы положить Веленин сверток на перевернутое корыто. Лучше и придумать нельзя было.

Всемила бросилась вперед и схватила резко выпрямившегося хванца за плечи. Он был чуть выше нее. Конечно, Радим бы скорее поверил, если бы чужак был могуч да силен, впрочем, и этот не девка все ж. Мелькнула запоздалая мысль, что Радим может усомниться. Да только что будет? Ее слово против слова хванца? Всемила улыбнулась.

Хванец отодвинулся, насколько смог, и отклонил голову, прижимаясь затылком к стене. Ну, вот теперь и Радиму пора заволноваться, где она.

– Всемила? – голос чужака звучал хрипло.

– Да, Олег? – улыбнулась Всемила.

– Чего ты хочешь?

– Поцелуешь меня? Я не Злата, конечно…

Ожидала, что хванец взбрыкнет, разозлится, но он не двинулся с места, только взглядом по лицу скользнул таким, точно она не в себе. «Вон ты как смотришь! Ну ничего! Недолго тебе осталось!»

– Ну же! Поцелуй! Или я сама. Жены, говоришь, у тебя не было? А девка-то хоть была? Или у хванов только после свадебного обряда бывает?

– Всемила, успокойся. Хорошо все.

– Я знаю, что хорошо! – почти выкрикнула Всемила.

Да где же Радим? Где он?

– Ты успокойся, – повторил хванец и коснулся ее бока ладонью.

Ну вот. Почти обнял. И не как побратим. Правы подружки были. Все они одинаковы. Саму Всемилу, правда, до этого никто за коленки не хватал – кто б сестру воеводы осмелился тронуть? – но подружки сказывали, что резвы ребята мочи нет.

Всемила улыбнулась. Как она все славно придумала. Такого Радим хванцу не спустит. Побратим – не побратим. Скоро хорошо все будет. Только вот дышать отчего-то стало трудно.

– Успокойся. Все хорошо, – заладил хванец.

В распахнутые ворота Всемила увидела сбежавшего с крыльца Радима и снова улыбнулась. Ну, вот и славно. Она резко оттолкнулась от хванца, а тот вдруг потянулся к ней, удерживая за плечи. Он что-то говорил – то ли повторял ее имя, то ли что еще. Всемила отчаянным движением выпуталась из шали. Под шалью было платье с надорванным воротом, ворот нижней рубашки тоже был надорван. Хванец, кажется, даже не заметил. Он все так же что-то говорил, а Всемила вдохнула и крикнула что есть мочи:

– Радим!

Она еще успела увидеть, как брат стрелой рванул на ее крик, а потом вдруг в сеновале стало темнеть, и Всемила испуганно всхлипнула. Она успела позабыть о нем за эти месяцы, а он не забыл. Почему он не забыл?! В темноте раздался его крик: «Моей будешь!»

– Пусти! Нет! – закричала Всемила, пытаясь вырваться, но руки держали крепко. А потом ее рвануло в сторону, и, уже падая, она почувствовала руки брата. И страх стал вполовину меньше. Радим не отдаст. Спасет.

Злата беспокойно ходила по горнице, покусывая уголок шали. Утром Добронега прислала мальчика, мол, приходите прямо сейчас. Это означало только одно – Всемиле снова худо.

О том, что со Всемилой творится дурное, Злата и думать не думала до тех пор, пока не поселилась в Свири. До этого она изредка видела сестру Радима, и казалась та ей жутко избалованной и взбалмошной: делала что вздумается, ни на кого не оглядывалась. А Радим все ей спускал. Но Злата от всей души хотела с ней поладить. Мнилось ей до свадьбы, что добрыми подружками станут они со Всемилой. Да и отчего им враждовать? Радим у них один, да и Миролюбушка тоже один на двоих будет. Тут живи и радуйся.

Но то, что со Всемилой не поладишь, стало понятно сразу. Уж как Злата ни старалась, даже плакала поначалу, пыталась с Радимом поговорить, но тот только лицом мрачнел, отмалчивался, ничего толком не объяснял. А потом однажды были они у Добронеги, и все хорошо было, только Всемила на скамье вертелась и места себе не находила. Злата сперва думала, от погоды это – на улице как раз гроза собиралась, а потом… Страшно это