Ужас на поле для гольфа - Сибери Куинн

– Да, parbleu, мы здесь! – де Гранден решительно кивнул. – Послушайте внимательно, друзья мои. То, что я собираюсь сказать, это правда. Когда я впервые посетил мадам Эвандер с моим другом Троубриджем и услышал странную историю, которую рассказала мадемуазель Острандер, я был поражен. «Почему, – спросил себя я, – эта леди отвечает на вой собаки под окном? Parbleu, это очень любопытно!» Потом, когда мы втроем – мой друг Троубридж, мадемуазель Острандер и я, – говорили об этой странной болезни мадам, я своими ушами услышал зов собаки под окном и наблюдал реакцию мадам Эвандер. Я высунул голову из окна, но в буре не увидал ни одной собаки. Но увидел того, о ком подумал: нечто, похожее на человека, высокого, худого человека. Но собака выла под этим окном, и на это мгновение назад ответила мадам. Мне это не понравилось.

Я окликнул этого человека, но он исчез. Кроме того, я попросил мадемуазель Острандер каждую ночь давать пациентке опиат, чтобы вопли под окном не смогли разбудить мадам Эвандер. Eh bien, до сих пор, таким образом, все шло хорошо. Но приехали вы, мсье, и отменили мой приказ. Когда мадам находилась без воздействия наркотика, эта нечестивая тварь под ее окном снова завыла, и мадам исчезла. Вот так.

Обычный медицинский диагноз не годился для этого случая, поэтому я порылся в своей памяти в поисках необычного. И что я нашел в этом хранилище разума? В некоторых частях Европы – друзья мой, поверьте, я знаю, о чем говорю! – известны такие твари, как вервульфы или люди-волки. Во Франции мы знаем их как les loups-garoux, в Уэльсе их называют баг-вульфами или баги-вульфами, в античности греки знали их как ликантропов. Да. О них почти ничего не известно. Хорошо, пусть о них почти ничего не известно. Иногда говорят, что волк, превращаясь, становится человеком. Но чаще его знают как человека, который может или должен стать волком. Никто точно не знает. Но вот что известно: человек, который также является волком, в десять раз страшнее, чем волк, который остается только волком. Ночью он обращается и убивает свою добычу, которая чаще всего является его ближним, но иногда – его древним врагом, собакой. Днем он скрывает свою злостную сущность под оболочкой человеческого тела. Иногда он полностью обращается в тело волка, иногда – становится страшной смесью человека и зверя, но всегда воплощается в дьявольскую инкарнацию. Если он будет убит в облике волка, он сразу же возвратится в человеческое тело. Именно поэтому мы знаем, что убили оборотня, а не настоящего волка. Безусловно.

Сейчас некоторые становятся оборотнями с помощью сатаны, некоторые – в результате проклятия, некоторые – совершенно случайно. В Трансильвании, этой дьявольской земле, сама почва, похоже, способствует превращению человека в зверя. Есть источники, из которых можно выпить воды и превратиться в дикого зверя, и есть цветы – cordieu, разве я их не видел? – которые, если их носить ночью во время полнолуния, сотворят то же самое. Среди самых сильных из этих цветов ада – la fleur de sang, или кровавые цветы. Именно они – тот проклятый сорняк, что вы нам описали, мсье Эвандер, цветок, который ваш дядя Фридрих и ваша жена действительно носили в театре в ту ночь полнолуния. Когда вы упомянули деревню Керовичи, я сразу же вспомнил ее: это место находится на румынской стороне Трансильванских Альп, и там кровавые цветы встречаются в большем количестве, чем где-либо еще в мире. Сама горная почва кажется проклятой ликантропией.

Очень хорошо. Я не знал о цветах, когда начал заниматься этим делом, но я подозревал, что что-то злое наложило заклятие на мадам. У нее были все симптомы ликантропа для трансформации. А под ее окном, несомненно, раздавался волчий вой. «Он наложил на нее свое проклятие и теперь зовет ее», – сказал я себе, помолившись милосердному Господу. Когда мадам исчезла, я не удивился. Когда она вернулась после ночи в снегу, я был еще менее удивлен. Но кровь на ее руках обеспокоила меня. Была ли она человеческой? Неужели она бессознательно стала убийцей, или это, по счастью, кровь животного? Я не знал. Я взял ее на анализ и обнаружил, что это кровь собаки. «Хорошо, – сказал я себе. – Посмотрим, были ли растерзаны какие-нибудь собаки в этой местности».

Сегодня днем я произвел расследование. Я обнаружил, что в последнее время здесь было убито много собак. Никакая собака, какой бы большой она ни была, не была в безопасности после наступления темноты. Тут я встретил человека, ivrogne – пьяницу, как вы их называете, – который смотрит под обутые ноги не с мудростью, но с завидной регулярностью. Он поклялся стать трезвенником. Pourquoi?[154] Потому что три ночи тому назад, проходя через парк, он был ужасно напуган, – так, что подумал, что это алкогольный бред. Оно было похоже на человека, но и не на человека. У него был вытянутый нос, ужасные глаза и большие, сверкающие зубы, – и оно пыталось убить и сожрать его. Друзья мои, бывший пьяница по-своему описал то, что сегодня вечером пыталось войти в этот дом. То же самое. К счастью для бедного пьяницы, у него в руках был дорожный посох из ясеня, и когда он поднял его, защищаясь, нападающий убежал. «Ага, – сказал я себе, услышав это, – теперь мы знаем, что это действительно le loup-garoux». Поскольку печально известно, что ясень столь же невыносим для оборотня, как и цветок чеснока для вампира.

Что я делаю? Я иду в лес и нарезаю кучу ясеневых прутьев. Потом прихожу сюда. Сегодня вечером волк задумался о напарнике, который прошлой ночью рыскал с ним по снегу. Он одинок, и ему нужен безумный напарник. Возможно, этой ночью они устроят более интересную охоту, чем на собак. Хорошо, я готов. Когда мадам Эвандер, под действием наркотика, не ответила на его зов, он взбесился и пытался влезть в дом. Pardieu, он не знал, что Жюль де Гранден ждал его! Если бы я не оказался здесь, что-то ужасное случилось бы с мадемуазель Острандер. И вот теперь, – он развел худые руки, – этой ночью в мире стало одним чудовищем меньше.

Эвандер уставился на него в изумлении.

– Я не могу в это поверить, – пробормотал он, – но вы сделали свое дело. Бедный дядя Фридрих! Проклятый кровавый цветок! – Он замолчал, на его лице появилось выражение смешанного ужаса и отчаяния. – Моя жена! – выдохнул он. – Станет ли она прежней? Будет ли…

– Мсье, – мягко прервал его де Гранден, – она была такой. Сейчас только лекарство удерживает ее в человеческом обличье.

– О, – воскликнул Эвандер, слезы горя омывали его лицо, – спасите ее! Ради всего святого, спасите ее! Сделайте что-нибудь, чтобы вернуть ее мне!

– Вы не одобряете мои методы, – напомнил ему де Гранден.

Эвандер был похож на умоляющего ребенка.

– Прошу прощения, – хныкал он. – Я дам вам все, что вы попросите, только сохраните мне ее. Я не богат, но, думаю, смогу собрать пятьдесят тысяч долларов. Я дам их вам, если вы излечите ее!

Француз яростно расправил кончики своих усиков.

– Названный гонорар привлекателен, мсье, – заметил он.

– Я заплачу, заплачу! – истерично выпалил Эвандер. Затем, не в силах контролировать себя, он положил свои руки на стол, опустил на них голову и содрогнулся от рыданий.