Византия в эпоху иконоборчества - Алексей Величко

Уже его товарищи по заговору против св. Ирины составили первый, но далеко не последний список конкурентов на царственное поприще. Однако император, не брезгуя никакими средствами, быстро укрепил свои позиции. В частности, в апреле 803 г. скоротечно скончался один из первых вождей минувшего дворцового переворота, «коварный клятвопреступник», по словам летописца, Никита Трифилий. Небезосновательно полагали, что его отравил новый царь. А в июле 803 г. пограничные легионы провозгласили царем патриция Вардания (Варданиона) по прозвищу «Турок», военачальника восточной армии (фема Анатолика). Рассказывают, что тот сам был не чужд царских полномочий, более того — страстно этого желал. Но одно событие неожиданно подорвало дух Варданиона.

Как ревностный христианин, он во всем желал полагаться на волю Бога, которая для него оставалась сокрытой. Однажды Варданий заехал по пути к известному своими подвигами монаху-отшельнику в Филомилии и просил его святых молитв о даровании царской власти. Но монах почти сразу ответил: «Не замахивайся на такое дело, Вардан, ничего из него не выйдет, кроме загубленного имущества, вырванных глаз и всякого нечестия. И если хочешь слушаться совета, отступись как можно скорее и, раз так обстоят дела, не помышляй о власти». Исполненный печали и горя, Варданион вышел из монашеской кельи и с тех пор резко изменился[391].

Когда армия провозгласила его царем (венец былых мечтаний!), Варданион долго отказывался, но вскоре понял, что сам может стать жертвой агрессии собственных солдат. Приняв тогда волю армии, Варданион подошел к Хрисополю, но не был допущен жителями в город и возвратился в Малагины, где квартировала его ставка. Нам мало что известно об этом человеке — несомненно, талантливом, благочестивом и совестливом. Поняв, что его претензии на пурпурную обувь наверняка вызовут гражданскую войну в Римской империи, он, убоявшись Бога, тайно направил письмо василевсу и столичному патриарху, в котором добровольно отказывался от царского титула и просил Никифора Геника только об одном — сохранить ему жизнь.

Не ожидавший такой удачи, император дал письменные гарантии, присоединив к ним ручательство патриарха св. Тарасия и всех патрициев. Более того, Геник пообещал, что не только сам Варданион, но и все его сторонники получат полное прощение. Все же, опасаясь гнева войска, когда оно узнает о тайных переговорах, Варданион ночью скрытно покинул свой лагерь и отбыл в Кий Вифинский, где располагалась обитель Ираклия. Там он принял монашеский постриг и на лодке отплыл на остров Прота, где начал подвижническую жизнь.

Однако царь Никифор вовсе не собирался держать свое слово. Едва Варданион обрел душевный покой в монашеской келье, император тут же конфисковал его имение, затем арестовал всех высших командиров мятежной армии, имущество которых также подверглось конфискации, а само войско лишил обычного жалованья. Но и это ему казалось недостаточным. В декабре того же года Никифор I тайно подослал на остров Прота двух ликаонян с приказом ослепить Варданиона, а затем искать спасения в Божьем храме. Когда преступление открылось, Никифор для отвода глаз дал обещание истребить всех ликаонян за Варданиона, но этот жест уже не мог никого обмануть. Константинопольский патриарх и патриции откровенно роптали, поскольку преступление царя делало и их клятвопреступниками. Напрасно царь притворно скорбел на людях, горюя о Варданионе, его участие в этом злодействе было очевидным.

Народный гнев и негодование были столь велики, что император в течение 7 дней боялся выйти из дворца. Когда волнения улеглись, он для обеспечения прав на трон принял решение короновать своего сына Ставракия на царство, объявив того соимператором. Воля царя была исполнена, и Константинопольский патриарх св. Тарасий в 804 г. венчал юношу. Едва ли, впрочем, личность соимператора могла вызывать уважение. Современник тех событий так описывает нового монарха: ни видом, ни силой, ни разумом Ставракий не подходил для священной роли Римского василевса, и это отметили все константинопольцы[392].

Царствие Никифора продолжалось без больших успехов как лично для него, так и для Римского государства. Его репутация в обществе была невысока, и в любом событии народ искал признаков богоотверженности своего царя — странное желание, едва ли возможное при Исаврах. Однажды на прогулке царь упал с лошади, сломал ногу, и это событие все признали очевидным свидетельством Божьего гнева на василевса.

Желая поднять свой авторитет, Никифор I отправил Арабскому халифу письмо следующего содержания: «От Никифора, царя греков, Харуну, царю арабов. Царица Ирина считала вас ладьей, а себя — пешкой: она согласилась выплачивать вам дань, хотя на самом деле должна была взимать с вас вдвое больше. Теперь с вами говорит мужчина; поэтому вам надлежит прислать полученную дань обратно, в противном случае говорить будет меч!» На это высокомерное послание халиф отвечал: «Во имя Аллаха всемилосердного! Харун-ар-Рашид, повелитель правоверных, — Никифору, римскому псу. Я прочел твое письмо, о, сын неверной! Мой ответ ты не услышишь, а увидишь своими глазами!»

Халиф двинулся с войском в поход в тот же день — настолько сильна в нем была ярость. Параллельно с этим еще две армии двинулись против византийцев: одна, под командованием аль-Касима, сына халифа, осадила Курру, резиденцию наместника провинции, а вторая, во главе с Аббасом ибн Джафаром, окружила крепость Синан в районе Урюпа. Сам Харун во главе основных сил направился к Гераклее. Земли вокруг нее были разграблены и преданы огню.

Первоначально царь попытался договориться с арабами, пообещав им дань, как в прежние времена. Халиф согласился и даже отступил к Ракке, хотя две остальные армии продолжали оставаться в Анатолии, захватив важные крепости Сафсаф и Фебасу неподалеку от Анкары. Тогда, желая рискнуть, Никифор отправился навстречу арабам, но в сражении в Краосе Фригийском был наголову разбит противником. Как рассказывали сарацины, византийцы потеряли до 50 тысяч войска (очевидное преувеличение, свидетельствующее, тем не менее, о масштабах бедствия) и 4 тысячи вьючных лошадей. Паника в рядах византийцев была такова, что сам Никифор едва не попал в плен к мусульманам, но в последнюю минуту его спасли несколько гвардейских офицеров — надо полагать, ценой собственной жизни[393].

Правда, едва мирный договор был заключен, как Никифор вновь направил армию в поход, нарушив свое слово. Очевидно, до него дошли сведения о беспорядках в Хорасане, крайне обеспокоившие повелителя правоверных. Не исключено также, что византийские дипломаты, умевшие столетиями быть в курсе всех дел своих соседей и обладавшие завидным опытом сеять семена раздора между ними в нужную минуту, внесли свою лепту в хорасанские волнения. В любом случае, в зимнюю суровую стужу римское войско перешло границу и вступило на территории, контролируемые арабами. Но Харун являлся не тем человеком, с которым можно было без последствий нарушать обязательства. Он быстро мобилизовал армию, перешел в контрнаступление и вновь разграбил окрестности Гераклеи, захватив попутно несколько крепостей, расположенных неподалеку[394].