Ничего святого - Степан Алексеевич Суздальцев

к двери, ведущей от лифтов к общему коридору, открыл её. Внутри никого не было. Дверь в квартиру 153 была первой по коридору.

Я сделал вдох, посмотрел на дядю, – он ободряюще кивнул.

Я аккуратно вставил ключ в замочную скважину. Повернул замок дважды. Вытащил ключ. Только бы на внутреннюю щеколду не было закрыто. Плавно нажал на ручку. Дверь открылась.

Я вошёл. Закрыл дверь за собой, однако запирать её не стал.

Решив не разуваться, я прошёл в коридор.

Я слышал какое-то копошение в кабинете, – значит, Игорь был дома.

Пройдя в свою комнату (двери были открыты), я постарался закрыть их, затем начал вытаскивать свои вещи и аккуратно укладывать их в икеевские сумки. Я брал только небоходимое: трусы, носки, футболки, куртки, свитера, джинсы, обувь. В своём шкафу я нашёл большую старую спортивную сумку: туда я сложил нижнее бельё, майки, свитера. В школьный рюкзак я собрал все учебники, тетради, дневник и другие принадлежности.

Оставались ещё книги. Все взять было невозможно. Я освободил коробку от роликовых коньков и убрал туда Джека Лондона и Диккенса. Чтобы вместить Клайва Льюиса, Уолтера Скотта, Шекспира, Стивенсона и Теккерея, пришлось опорожнить несколько обувных коробок.

Остальное?

Компьютер, телевизор, магнитофон, отживающий век MP3-плеер, многочисленное дерьмо, которое было жизненно необходимо – всё было слишком громоздким и малоприменимым в моей будущей жизни. А значит, это теперь уже были не мои вещи. Надев на плечо спортивную сумку и взяв в руки самую большую коробку с книгами, я направился к выходу.

Двери комнаты открылись достаточно громко – одна ударилась о стену, смежную с кабинетом. Из кабинета появился Игорь.

– Далеко собрался? – спросил он спокойным голосом.

– Я уезжаю, – ответил я, и вытащил сумки в коридор к лифтам.

Затем я вернулся в комнату за икеевскими пакетами. Когда я шёл с ними по коридору – там уже стояла Наташа. Она ничего не говорила: просто смотрела на меня в недоумении.

– Что ты делаешь? – наконец произнесла она.

– Твой сын уезжает, – неожиданно флегматичным тоном ответил ей Игорь.

– Как? Вася, ты куда?

Ничего не отвечая, я вынес сумки на площадку с лифтами и вернулся за оставшимися коробками.

– Вася, что с тобой? – спросила Наташа, войдя в комнату, которая несколько лет служила мне утлым убежищем от нападок окружавшей меня действительности.

Поставив все коробки одна на другую, я взял их и понёс прочь из этих ненавистных стен.

– Почему ты не отвечаешь? – волнение наполнилось обидой, которая (я это хорошо знал) моментально переходила в бешенство, – Я с тобой разговариваю!

– Я ухожу, – спокойно ответил я.

– Куда?

– Домой.

– Здесь твой дом! – возразила она, – Куда ты пойдёшь отсюда?

– Туда, где никто не будет меня унижать. Туда, где никто не будет надо мной издеваться. Туда, где никто не пожалеет о том, что я родился на свет. На свободу, – произнёс я.

– Но здесь же твой дом! Здесь твоя семья! – в искреннем недоумении Наташа шла за мной в сторону лифтовой площадки, где меня ждал дядя.

– Больше нет, – ответил я, выходя из квартиры.

– Я не разрешаю тебе уехать! – заявила женщина, которая меня родила, выходя из квартиры.

Там, возле моих сумок стоял невозмутимый Гриша.

– Ты что здесь делаешь? – спросила Наташа.

– Я забираю его.

– Ты не можешь этого сделать! Я его мать!

– Я являюсь его полноправным опекуном. Он пожил с тобой достаточно.

– Он останется здесь! – не унималась Наташа, – Здесь его дом!

– Он больше так не считает, – пожал плечами Гриша.

Я вернулся в квартиру, чтобы забрать рюкзак с учебниками и оставшиеся пакеты.

– Вася, ты никуда не уезжаешь! – объявила Наташа, встав в дверях квартиры.

– Серьёзно? – спросил я, в последний раз окидывая взглядом комнату, где прошли последние семь с половиной лет моей жизни.

– Ты несовершеннолетний. Если ты сегодня вечером не придёшь домой, я напишу заявление в милицию! – пригрозила Наташа.

– Если ты это сделаешь, я скажу, что это вы с Игорем нанесли мне побои, – ледяным тоном, которого я сам от себя не ожидал, ответил я.

– Что? – вырвалось у Наташи. – Как ты можешь? Это же неправда!

Действительно, как мне, вообще, могло прийти в голову сказать такое? Неужели я способен на такое предательство? Это же подлость! – подумал я. – А с другой стороны, не подлость ли с её стороны удерживать меня против воли? Особенно после всего, что было.

Открылась дверь квартиры напротив. Из неё вышел дядя Саша, сосед.

– Дай пройти, – сказал я.

В моём голосе не было ни угрозы, ни нажима, я просто попросил дать мне пройти, потому что собирался уйти. То ли Наташа поняла всю абсурдность идеи удержать меня здесь, то ли её смутило присутствие дядя Саши, – так или иначе, она отошла в сторону.

– Привет, Вась, привет, Наташ, – поздоровался он.

– Привет, дядь Саш, – произнёс я.

Наташа ничего не ответила.

Вместе с дядей Сашей мы вышли к лифтам. Сосед нажал на кнопку вызова, а я вернулся в прихожую квартиры, чтобы оставить ключи.

– Вася, сынок, пожалуйста, прости, – сказала Наташа со всей нежностью, на которую была способна. – Давай помиримся и будем жить вместе одной семьёй.

Чёрт возьми, как искренне, как правдоподобно это звучало!

Если бы не столько лет под одной крышей, я бы непременно поверил ей. Но я знал, что пройдёт неделя, максимум две, и всё вернётся к прежнему ритму.

Я повесил связку ключей на крючок в ключнице, в последний раз – без единого сожаления – взглянул на квартиру и вышел.

– Сынок, умоляю тебя, я же твоя мама! – бросила она мне вслед.

– Прощай, – ответил я и закрыл дверь в общий коридор.

Двери лифта открылись. Мне повезло: приехал грузовой. Мы с Гришей подхватили сумки. Дядя Саша, ничего не говоря, взял несколько коробок и занёс их в лифт.

Двери закрылись, и мы поехали вниз.

– Я Саша, сосед, – приветливо поздоровался дядя Саша.

– Григорий, – произнёс Гриша и, показав на меня, добавил: – дядя.

Когда доехали до первого этажа, мы втроём взяли все сумки, пакеты и коробки, дядя Саша помог донести их до Гришиной машины и погрузить всё внутрь.

– Спасибо, дядь Саш, – сказал я.

– Ну, будь здоров, Вась, – улыбнулся он.

– И вы тоже!

Мы пожали друг другу руки, и мой бывший сосед пошёл к своей машине. Больше я его никогда не видел.

– Ну что? – спросил я.

– Очень категорично сжигаешь мосты за спиной, – спокойно ответил Гриша.

– Иначе нельзя было.

– Иначе нельзя никогда. Если решаешь разорвать отношения, делай это сразу и насовсем.

– У тебя сколько времени? – поинтересовался я.

– Никто наперёд не знает, – пожал плечами дядя. – Но думаю, ещё лет тридцать в запасе есть.

– Мне нужно сейчас зайти в школу.

– Зайти?

– Не думаю, что сегодня у меня есть время, чтобы просиживать штаны на скучных занятиях.

Гриша понимающе улыбнулся.

– Ладно, – кивнул он. – Пойдём.

– Куда?

– Ты вроде собирался в школу.

Я не стал отказывать Грише в желании поговорить с классным руководителем. Он был знаком и с Ниной Фёдоровной, и с директором, – родителей часто вызывали в школу, и иногда туда вместо Наташи ходил мой дядя.

Мы вошли в школу.

Охранник, обычно такой важный по отношению к ученикам, учтиво поздоровался.

– Мы пришли к директору, – сказал Гриша.

– Конечно, конечно, проходите, – произнёс неприступный страж.

Мы с дядей поднялись на второй этаж и спокойно вошли в святая святых – приёмную Татьяны Викторовны Лопатиной, которая, помимо исполнения обязанностей директора, ещё вела у нас физику. В приёмной никого не было, и мы прошли сразу в кабинет директора.

Татьяна Викторовна сидела за рабочим столом за компьютером.

– Здравствуйте, Татьяна Викторовна! – сказал я.

– Вася! – воскликнула директор, увидев моё лицо. – Что с тобой случилось?

– Тут, понимаете ли, такое дело, – произнёс я. – Короче, я переезжаю.

– Боже, да как же так, вообще, можно?! – воскликнула Татьяна Викторовна, – Скажи, тебе очень больно?

– Спасибо, всё нормально, – поблагодарил я.

– Я как опекун Василия забираю его к себе, – сказал Гриша. – Как вы понимаете, он больше не может оставаться там, где сейчас живёт.

– Разумеется, я всё понимаю, – закивала