Маятник судьбы - Екатерина Владимировна Глаголева

нижних чинов, которые разбрелись по виноградникам, нанявшись на работу, так и не смогли отыскать. Крестьяне отнекивались: никого не видели, ничего не знаем, — а потом тайком сжигали на заднем дворе истрепанные, полинялые мундиры своих батраков, которые теперь ходили в синих блузах, штанах до колен и деревянных башмаках.

Дре оказался меньше, грязнее и беднее Суассона, зато жители его вели себя дружелюбней. Старшие офицеры из пленных получили квартиру за небольшую плату, остальных поселили в казармах. Жалели только о капитане де Класи: одноглазый жандармский лейтенант Отгон (грубый пьяница, исполнявший должность коменданта) донимал русских своими придирками. Уже через неделю после их прибытия он посадил под арест две дюжины пленных за "дурное поведение"; появляться на улице после девяти вечера было нельзя. Справедливости ради надо сказать, что русские, почувствовав ослабшую узду, в самом деле дали себе волю: наделали долгов, отказывались платить за жилье. Один поручик, живший на частной квартире, даже пробрался ночью в постель к хозяйской дочке; два подпоручика, посаженных на гауптвахту, грозили караульному ножом, если тот сейчас же не принесет им водки. Обязательство не отходить далеко от города никто не соблюдал, что и понятно: весь Дре можно было пройти из конца в конец за полчаса, и комендант опасался, что пленные, хорошо говорившие по-французски, начнут смущать крестьян или вступят в сношения с шайками дезертиров. Когда три поляка, плененные в прошлом году, подали прошение о вступлении во французскую армию, подозрительный Отгон отказал им. Действительно ли они замыслили предательство или то была уловка с целью раздобыть оружие, так и осталось неизвестным, потому что русские и немцы тотчас отгородились от поляков стеной молчания.

Коцебу постоянно уносился мыслями в Суассон, представляя себе семейный завтрак, доктора, садящегося в седло, чтобы ехать к больным, его жену с шитьем, Жюли с книгой, Шарля, упражняющегося в фехтовании, бабушку с корзинкой стручкового гороха… Получив письмо, надписанное знакомым почерком, Мориц вздрогнул от радости, но, прочитав, не находил себе места.

Доктор Летьер сообщал, что Суассон поспешно укрепляют, поскольку неприятель уже недалеко. Дело это непростое: крепостной вал местами обрушился, местами был срыт под сады или распахан, ров осушен и частью засыпан, бастионы не обновляли с шестнадцатого века. Новый губернатор согнал на работы военнопленных испанцев и крестьян из окрестных поселков; они строят под городом военный лагерь и разрушают дома у крепостного вала; к счастью, дома в предместьях не трогают, это запретил военный министр. Из старых солдат и национальных гвардейцев формируют отряды, которые размещают по деревням; жители ропщут, потому что нацгвардейцам не платят жалованье и не выдают пайков, хозяева вынуждены кормить их за собственный счет, хотя сами едят не досыта. Никто в городе не сомневается, что Суассон сдадут; нельзя ли раздобыть покровительственное письмо от генерала Тучкова на случай, если к городу приступят русские? Многие знакомые доктора просят о том же, хотя он никому ничего не обещал. Ах, как бы защитить Пужана? Слепой, беспомощный старик, но что за голова!..

О Господи! В долгие месяцы плена Мориц часто мечтал о возвращении домой, и это всегда представлялось ему так: всех пленных собирают, везут в пограничный город и там обменивают на французов. Однако теперь он может обрести свободу иначе: его вызволит русская армия! Он пытался представить себе, как это произойдет, даже принимался размышлять о том, хорошо ли просто сидеть и ждать, не нужно ли заранее поднять восстание, арестовать коменданта, разоружить охрану?.. Но то все были пустые мечты, а явь — вот она! В воспаленном мозгу Коцебу мелькали страшные картины: казаки рубят сливу и вишню в маленьком садике, роются в сундуке и выбрасывают вещи из шкафов; двое тащат за руки плачущую и упирающуюся Жюли, мадам Летьер пытается ей помочь, но ее грубо отшвыривают в сторону; доктор просит, умоляет, падает на колени; Шарль кричит и бросается на казаков с кулаками…

Письмо! Раздобыть его несложно, генерал не откажет Морицу в такой просьбе, но как переслать его? Все письма вскрывают, последствия могут быть самыми ужасными… Нет, он должен поехать сам. Почта отправляется в два часа дня, к десяти вечера он будет в Париже… Уже светает, скорее к Тучкову!

…Летьеры ужинали, когда Мориц постучал в окно. Жюли ахнула, вскочила, побежала открывать ему дверь; вся семья всполошилась; нежданный гость переходил из объятий в объятия, его небритые щеки стали влажными от чужих слез. Но тут же радость сменилась тревогой: неужто он сбежал? Его, наверное, уже ищут? Мориц достал из-за пазухи бумагу, написанную Тучковым, и помахал ею над головой — вот ваша охранная грамота! Мадам Летьер с укоризной взглянула на мужа, а у того и так был виноватый вид: проклятое письмо! О чем он только думал!

Теперь господин Коцебу подвергается опасности! Мориц успокаивал их как мог: все хорошо, генерал обещал отвечать за него на перекличке, а смотр бывает только раз в неделю! Он может провести здесь целых четыре дня и выехать в Париж ночным дилижансом! Жюли запрыгала от радости; мадам Летьер пошла наверх, чтобы приготовить месье Морису постель, — его комнату никто не занимал, в ней все осталось как было!.. В полночь, наговорившись досыта, все отправились спать.

Свет свечи упал на машинку для скидывания сапог, стоявшую справа от порога. По груди Морица разлилась теплая волна: он дома! Когда он в последний раз испытывал это сладкое чувство возвращения домой — в то место, где тебе хорошо, где каждая вещь связана с тобой тонкими нитями воспоминаний и привычных жестов, где уютно и покойно? Уже и не вспомнить… Пять шагов до кровати, тихий стук подсвечника о ночной столик, ворчливый скрип старого дерева под молодым телом… Драма в том, что Мориц и отсюда уедет навсегда, чтобы никогда больше не вернуться.

… — Коцебу, подождите! Да стойте же!

— Доктор Кун! Добрый день! Пойдемте скорее, а то опоздаем!

— Вы уже опоздали!.. Фух, дайте отдышаться!

По вискам доктора стекали струйки пота, влажные волосы прилипли ко лбу, дыхание со свистом вырывалось изо рта, превращаясь в белесую дымку. Мориц смотрел на него с досадой вместо сочувствия. После четырех счастливых дней у Летьеров (хотя ему и приходилось прятаться, как только в дом приходил кто-нибудь посторонний) его стали преследовать неудачи: проведя бессонную ночь в дилижансе, он задремал в почтовой линейке по дороге в Дре, и его карманы обчистил сосед, успевший сбежать прежде, чем Мориц обнаружил пропажу кошелька; потом у линейки сломалась ось, на предпоследней станции Коцебу потерял целый час и бежал теперь по улице со