Шестое чувство - Дана Делон

В ночь Хеллоуина я, конечно, пропустила свой автобус. В ту ночь я окончательно отдала тебе всю себя.

– Останься со мной до конца каникул. – прошептал ты мне на ухо утром, разбудив шепотом и прикосновениями.

Мы укрылись твоим тонким, но очень мягким одеялом. Ты касался моей теплой после сна кожи. Губы целовали мое тело, и моя кожа покрывалась мурашками. Я перевернулась и обняла тебя за шею, притягивая тебя ближе, наши тела переплелись. Ты был таким теплым, нежным и сильным. Чувствовать, как ты касаешься меня, обхватываешь мои бедра, целуешь шею, грудь – это было блаженством, Адам. Мое шестое чувство. Я наконец осознала, что такое видеть, слышать, чувствовать запах, прикасаться, пробовать на вкус человека, которого любишь. Наше тяжелое дыхание заполняло комнату, ранние солнечные лучи проникали сквозь белоснежные занавески, с которыми играл ветерок, за окном пели птицы. Наши вздохи и едва уловимые стоны смешивались со звуками просыпающегося города. Было около пяти утра, а может, шесть утра – не знаю. Я перевернула тебя на спину и забралась сверху, крепко прижимаясь бедрами к твоему телу. Наши руки были повсюду, наши поцелуи были неконтролируемыми. это было сумасшествие, Адам. Чистой воды сумасшествие. Я не знала, как перестать прикасаться к тебе. Я не знала, как не растворяться в тебе. Ты смотрел на меня, и я видела такие же эмоции на твоем лице.

Ты помнишь наш первый совместный завтрак? Мокрые после душа, мы счастливо улыбались друг другу, потому что не могли иначе, счастье лилось из нас рекой. Я взяла твою серую майку и накинула на голое тело, ты натянул джинсы, но не застегнул ремень, он продолжал болтаться, джинсы сидели низко на бедрах, у меня пересохло во рту, и я еле сдержалась, чтобы снова не наброситься на тебя.

– Будешь омлет? – спросил ты, заглядывая в холодильник. – У меня есть только яйца и позавчерашний хлеб.

– Я буду все что угодно, – ответила я.

Ты начал готовить омлет, я подошла к окну и ахнула:

– У тебя есть балкон!

Он был маленький, но на нем стоял круглый железный столик и два стула, а вид… вид был на соседнее темно-оранжевое здание и маленькую улочку, на которой к тому времени уже кипела жизнь. Мы позавтракали на этом балконе, щурясь от яркого солнца, ели почти каменный хлеб и яйца. И это было идеально. Как и все каникулы, проведенные с тобой, Адам. Засыпать, просыпаться с тобой, принимать вместе душ, заливая водой весь пол в ванной, готовить с тобой пасту из сосисок и есть ее на балконе. Счастье, радость, восторг. Ты помнишь, как мы придумали «бюджетную пасту»? Я купила очередной билет на автобус, но в этот раз на воскресенье, мама, конечно, была удивлена тому, что я решила остаться в Италии еще на несколько дней. Она даже поинтересовалась, не замешан ли в этом какой-нибудь итальянский мачо. Я, посмеиваясь, бросила на тебя хитрый взгляд и ответила, что мачо определенно не замешан в этой истории. А потом я посчитала все свои деньги, и оказалось, что у меня их практически не осталось. Ты попробовал убедить меня, что деньги есть у тебя, но замолчал, качая головой и посмеиваясь над моим убийственным взглядом. Тогда ты и придумал бюджетную пасту с сосисками. Дешево и сытно. А самое главное – вкусно. Мы отваривали спагетти, нарезали маленькими кружочками сосиски, обжаривали их на масле, затем добавляли к пасте вместе с кусочком сливочного масла, тертым сыром, черным перцем и зеленью. Самая вкусная паста во всей Италии была на нашей кухне, Адам. А затем мы выбирались на балкон, ты открывал дешевое вино, которое нас быстро пьянило, и под доносившееся с улицы пение Фрэнка Синатры мы ели. А на десерт был тирамису, сладкий крем, посыпанный кофейной пудрой. Ты кормил меня из ложки, пачкая мое лицо, а потом слизывал крем, я ворчала, но не сопротивлялась. Мне было приятно и так хорошо.

Я не красилась все эти дни, губы опухли и покраснели от твоих поцелуев, а поцелуи солнца украсили загаром мое бледное лицо, даже волосы стали пышнее, может быть, потому что ты вечно касался их и взлохмачивал. Кожа дышала итальянским воздухом и нежилась в твоих объятиях. Рядом с тобой я чувствовала себя самой красивой, и мне ничего не нужно было для этого. Было достаточно твоего влюбленного взгляда.

Помню, однажды я предложила тебе посмотреть сериал.

– У тебя же есть подписка на Netflix? Предлагаю сделать сырную тарелку, выпить вина и посмотреть какой-нибудь тухлый сериальчик.

Ты тогда легонько толкнул меня на кровать, мои темные волосы рассыпались по белоснежной подушке, и ты навис надо мной всем телом.

– Или же пусть тухлый сериальчик посмотрит на нас, – с чертовщинкой в глазах сказал ты, и я рассмеялась.

– О, как тонко!

Мы так и не включили сериал в тот вечер. Сидели в тишине, обнимались, и каждый из нас думал о своем, но мы были там друг для друга.

– Я хочу нарисовать тебя, Лили, – тихим шепотом произнес ты и, заглядывая мне в глаза, провел пальцем вдоль моего голого живота. – Нарисовать вот такой. на моей постели, со скомканным в ногах одеялом и влюбленным взглядом, можно?

Твои глаза прожигали меня насквозь. Язык не слушался, и все, что я смогла сделать, это лишь кивнуть. Я продолжала сидеть на постели, ты убрал мои волосы за спину, тем самым открывая грудь, одна нога была полностью скрыта под одеялом, изгиб бедра просматривался под белой тканью.

– Постарайся не шевелиться, – поцеловав меня в губы, попросил ты.

Ты не встал около мольберта, лишь взял свою папку, положил ее себе на колени, вытащив из нее лист. В руках у тебя был не карандаш, а уголь для рисования. Черная маленькая палочка. Ты неожиданно рванул с места, хватая с кухонного островка пепельницу, а из кармана джинсов достал сигареты. Признаться честно, я боялась дышать, Адам. Ты затянулся сигаретой, выдыхая дым, и я зачарованно наблюдала за тобой. Ты же безо всякого стеснения разглядывал меня. Вокруг было тихо, лишь царапанье твоего уголька о бумагу нарушало эту тишину. В тот день ты смотрел на меня иначе – внимательно, рассматривая каждый изгиб моего тела. Твой горячий взгляд разжигал во мне желание, будто ты пытался заглянуть в мою душу. Одна сигарета за другой – мне нравилось смотреть, как ты куришь. Дым обволакивал тебя, делая еще более загадочным. Ты рисовал, растирал уголь на бумаге, черный цвет окрасил твои пальцы и даже внешнюю сторону кисти. Я не знаю, сколько ты рисовал меня, было ощущение, что время остановилось. Лишь в конце ты выдохнул последнее облако дыма, затушил сигарету и, одним махом скинув папку на пол, набросился на меня с поцелуем. Я помню следы от угля на своем теле, будто ты пометил меня. Черные полосы от твоих пальцев на бедре, животе, груди и руках. Ты был тогда жадным и страстным, сильные прикосновения, дикие поцелуи, громкое дыхание, ты звал меня по имени:

– Лили.

Это было наше последнее утро вдвоем. В тот день мы не гуляли и даже не ели. Мы провели его в постели. Ты пах мной, а я тобой. Неизбежность расставания делала каждое касание нужным. Я так и не увидела твой набросок. Ты хотел доработать его и показать мне готовую картину. А я не стала спорить и настаивать.